. Он также сказал Лукомскому, что России нужна «твердая власть», способная спасти страну и армию: «Я не контрреволюционер. Я ненавидел старый режим, который тяжко отразился на моих близких. Возврата к старому нет и не может быть. Но нам нужна власть, которая действительно спасла бы Россию, которая дала бы возможность с честью закончить войну и довела бы Россию до Учредительного собрания... Среди нашего теперешнего правительства есть твердые люди, но есть и такие, которые губят дело, губят Россию; главное же — у нас теперь нет власти и надо эту власть создать. Возможно, что мне придется оказать некоторое давление на правительство; возможно, что если в Петрограде будут беспорядки, то после их подавления мне придется войти в состав правительства и принять участие в создании новой, сильной власти»
>19. Лукомский, не раз слышавший, как Керенский говорил Корнилову о себе как о стороннике «сильной власти», решил, что Корнилов с министром-председателем договорятся без труда
>20.
Корнилов вернулся в Петроград 10 августа — по настоянию Савинкова, но вопреки желанию министра-председателя. Так как ходили слухи о готовящемся покушении на его жизнь, он прибыл со своей текинской охраной, которая у входа в резиденцию Керенского поставила пулеметы. Требование Корнилова собрать кабинет Керенский отклонил и встретился с ним в присутствии Н.В.Некрасова и М.И.Терещенко — своего «домашнего кабинета». Настойчивость генерала объяснялась полученными им сведениями о наступлении немцев, которое должно было вот-вот начаться в районе Риги и могло угрожать столице. Он вновь завел речь о реформах в армии — восстановлении смертной казни на фронте и в тылу (включая смертную казнь для русских, работавших на иностранные державы) и милитаризации военной промышленности и транспорта>21. Керенский нашел большинство требований Корнилова «нелепыми», но согласился с необходимостью укрепить дисциплину в войсках. Корнилов заявил министру-председателю, что знает о грозящей ему отставке, но «советует» не делать этого шага, чреватого беспорядками в армии>22.
Четыре дня спустя Корнилов неожиданно для всех появился на Государственном совещании, которое Керенский, стремясь заручиться общественной поддержкой, созвал в Москве. Поначалу Керенский не хотел разрешать Корнилову выступать перед участниками совещания, но затем сдался ~ на условии, что генерал коснется только военных вопросов. Когда Корнилов прибыл к Большому театру, его встретила и понесла на руках толпа. Делегаты от правого крыла шумно его приветствовали. И хотя в своей достаточно сухой речи Корнилов не сказал ничего, что можно было бы расценить как политический выпад против правительства, весь этот эпизод стал для Керенского переломным в его отношениях с генералом. Оказанный Корнилову восторженный прием он воспринял как личное оскорбление. Как он признавался впоследствии, «после Московского совещания для меня было ясно, что ближайшая попытка удара будет справа, а не слева»