26 октября перед большевиками открывалось три возможности. Они могли передать функции правительства партии. Они могли растворить партию в правительстве. Они могли сохранить две отдельные структуры — партию и правительство — и либо управлять страной помимо и вне правительства, либо входить в него на уровне кадрового состава органов исполнительной власти>1. По причинам, на которых нам еще придется остановиться, первый и второй варианты были Лениным отвергнуты. Недолгое время он колебался между двумя моделями третьего. Первоначально он склонялся к первой модели: он предпочитал не становиться главой государства, а руководить страной в качестве главы партии, в которой ему виделся нарождающийся авангард мирового пролетариата. Однако, как уже говорилось, соратники восприняли это как попытку Ленина снять с себя ответственность за Октябрьский переворот, против которого многие из них в свое время возражали, и он вынужден был уступить>2. Таким образом в возникшей в результате государственного переворота политической системе партия и правительство сохранили свою выраженную индивидуальность и соединялись не организационно, а на уровне кадрового состава, в органах исполнительной власти — прежде всего в Совете народных комиссаров, где все министерские посты разобрали партийные лидеры. При этом устройстве большевики принимали политические решения как партийцы и проводили их в жизнь как главы соответствующих ведомств, опираясь на бюрократию и аппарат госбезопасности.
Так возникла государственность, впоследствии породившая многочисленные «левые» и «правые» однопартийные диктатуры в Европе и других частях света и ставшая главным врагом и альтернативой парламентской демократии. Отличительным свойством ее является концентрация исполнительной и законодательной власти, а также исключительного права распределения должностей в законодательном, исполнительном и судебном аппарате в руках неправительственной организации — «правящей партии». Поскольку большевики вскоре поставили все остальные партии в положение вне закона, само название «партия» плохо подходит к их организации. Партия (слово это происходит от латинского «pars» — часть) по определению не может быть единственной, как часть не может являться целым; «однопартийное государство» поэтому понятие логически несообразное>3. Гораздо уместнее здесь будет применить название «двусоставное государство» — термин, введенный позднее для обозначения сходного режима, установленного в Германии Гитлером>4.
Был только один прецедент подобной системы управления, и он-то, не до конца в свое время реализованный и несовершенный, послужил ей в некотором смысле моделью — это был якобинский режим в революционной Франции. Сотни якобинских клубов были рассеяны по Франции, и хотя они не являлись партийной организацией в строгом смысле этого слова, но приобрели много отличительных черт таковой еще до прихода якобинцев к власти: вступление в них строго контролировалось, от членов требовалось согласие с программой и голосование единым блоком, а Парижский якобинский клуб играл роль их национального центра. С осени 1793 года и вплоть до Термидорианского переворота, произошедшего через год, якобинские клубы, не сливаясь организационно с органами управления, практически подчинили себе правительство, назначив своих членов на все должности в исполнительном аппарате и пользуясь правом вето при обсуждении деятельности правительства