Во время продвижения русских появились особенно опасные симптомы: появление новобранцев с траурными значками, явное нежелание маршевых частей отправляться на фронт, уклонение от поставок конского состава и транспортных средств, братание с русскими военнопленными, распространение прокламаций, большей частью русского происхождения (так называемые прокламации Ренненкампфа), распространение воззваний царя и Николая Николаевича к славянам, эксцессы со стороны населения при выступлении из Праги 3-го маршевого батальона 28-го пех. полка и 59-го и 60-го ландштурмовых батальонов из Пизека. В противовес сообщениям военного командования Праги о все более грозных настроениях, городской голова называл их «единичными» случаями.
Чехи за границей занимали явно враждебную позицию в отношении Австрии. Вначале цензура ограничивалась просмотром лишь тех писем, «которые посылались из нейтральных держав «подозрительным» адресатам или от таковых — в нейтральные страны. В конечном счете, убедились в том, что сведения доставляли во враждебные страны и «не внушавшие подозрения» адресаты. В начале октября была установлена цензура всей заграничной корреспонденции. Можно было удивляться изобилию оскорблений Франца-Иосифа, государственному предательству [96] и абсурдным сведениям в письмах, посылавшихся чехами из-за границы, главным образом, из Америки. Чехи, жившие в Австрии, конечно, не могли рисовать в своей корреспонденции мрачных картин внутреннего положения страны. Можно себе представить, как использовалось бесцензурное время непатриотическими элементами. При неожиданном введении цензуры было обнаружено достаточно следов связи с единомышленниками не только в нейтральных странах, но и через последние — во враждебных государствах.
Настроение в стране отражалось на войсках. Целые чешские части оказывались небоеспособными в критические моменты. Необычайно много чехов попадало в плен. Противники использовали эти настроения и привлекали к себе пленных путем хорошего обращения с ними. Русские формировали чешские национальные дружины, так называемые «гуситские легионы», что не могло не отразиться на увеличении количества перебежчиков. Заслуживало внимания и то, что неблагоприятные сведения с театра военных действий часто были известны чешским кругам в Праге на четыре дня раньше их официального опубликования.
О действительном настроении части чешского населения нельзя было судить по случайным демонстрациям лояльности, как, например, по торжественному празднованию дня коронации императора 2 декабря. В то время казалось, что Сербия находится перед поражением, и вера в уничтожающую силу русской армии была поставлена под сомнение. Тем не менее, наместники Богемии и Моравии цеплялись за эти доказательства лояльности. Премьер-министр указывал, что в некоторых кругах наблюдалось оживление более радикального и враждебного государству течения. Но он и слушать не хотел о предложении главного командования ввести военно-полевые суды в Богемии, Моравии и Силезии для государственных изменников и о передаче главному командованию части политических полномочий, с целью более строгого применения правительственной власти.