— Позавчера Мишаня Коршун выступил в «Будапеште». Отмечал рождение внука. Конечно, не обошлось без процесса, был разбор, он же старый мастер толковищ… Батон запивал каждый рок-н-ролл валокордином, но был неумолим… Мне, знаешь, было чуток страшно: прошло тридцать пять лет, а я не чувствую, чтобы они изменились хоть в малости. За Левона, конечно, пили… Игоря помнишь?
— Блондина?
— Да.
— Получил генерала.
— Что ты говоришь! Но он же был автодорожником.
— Так он и есть автодорожник, доктор наук и генерал.
— Может, хоть что-то с нашими дорогами изменится. Позор, а не дороги, зря наших туристов в Европу пускают, насмотрятся порядка, начнут бранить власть.
Костенко вздохнул:
— Задушим… Наденем наручники — и в Соловки…
— Лариса была?
— До сих пор тоскуешь по ней?
— Но коммент, полковник…
— Она разошлась с Кирилловым.
— Знаю.
— Несчастная девка… Смешно. «Девке» сорок девять лет… Нет, положительно, мы нестареющее поколение.
— Как можно стареть нашему поколению, если мы были лишены детства и юности? Сразу стали взрослыми.
Костенко покачал головой:
— Мишаня уже на пенсии, за вредность им начинают отстегивать в пятьдесят пять, так он, знаешь ли, взял за полтысячи патент, калымит на «жигуленке», обещает через год позвать за город — «куплю дачу», счастлив — рот до ушей… А Батона до сих пор мучают с патентом на домашний пансион — у него же трехкомнатный кооператив, одну комнату готов сдавать — с семейными обедами. Так нет же, не дают: «тащить и не пущать», демократия имени «нет»…
— Не можешь позвонить в исполком?
— Конечно, не могу… Почему полковник угрозыска просит за «проклятого частника»? Не иначе как получил взятку… В таких вопросах понятие «дружба» исключается нашими контролирующими бдунами. Никак не возьму в толк, откуда в наших людях такая трясучая ненависть к тому, что облегчает им жизнь сервисом? И слово-то какое паскудное изобрели — «частник»? Все жители Советского Союза — с точки зрения формальной логики — частники.
Я не выдержал:
— То есть, как это?
— Очень просто, — ответил Костенко, удосужившись наконец представить меня доктору: — Это репортер Варравин.
— Тот самый?
— Видимо, — ответил Костенко.
— Это вы о чем говорите? — снова озлился я. — О комоде или чайном сервизе?
— Мы говорим о вас, — ответил Шейбеко. — Я разыскал вас по просьбе Штыка.
— Так я закончу? — продолжал Костенко, мельком глянув на часы.
Он дает Шейбеко время на расслабление, понял я. Очень важно суметь расслабиться перед работой. Нет, положительно, этот Костенко знает свое дело, крутой мужик… Хотя к нему более приложимо — судя по тому, как он говорил с доктором, — «парень».