— Mesdames, идем зажигать елку у нашей Тайны.
— Сегодня Скифка дежурит. Берегитесь, дети мои.
— Вот вздор! Теперь праздники, и, слава Богу, мы имеем большую свободу. Оставьте вашу трусость и идем.
В маленькой сторожке на столе горит крошечная елка. Выпускные сами украсили ее, зажгли разноцветные фонарики, разложили под ней подарки и лакомства.
Глаша, уже давно оправившаяся после болезни, вся сияющая прыгает вокруг нарядного деревца. В глазах ее так и искрится безмятежная детская радость.
— Бабуська Ника, дедуська Саладзе, мама Мали, папа Сула, смотлите, смотлите — баланчик, — хлопая в ладоши и прыгая на одном месте, как козочка, указывает она на пушистого белого барашка, подвешенного к одной из зеленых ветвей елки.
— Радость наша! Тайночка! Ты не забудешь нас, когда мы уедем из института? — говорит Ника, и град поцелуев сыплется на лицо Глаши.
Глаза крошки приковываются к лицу Ники, которая держит ее сейчас на коленях, и Глаша прижимается крепко к ней своей белобрысой головенкой. Больше всех своих случайных «тетей» и «родственниц» Глаша любит эту тонкую изящную девушку с открытым смелым личиком и бойкими лукавыми глазами и старается подражать ей и льнет к ней всегда со своими ласками чаще, нежели ко всем другим. И сейчас ей как будто страшно расстаться с этой хорошенькой молоденькой «бабушкой», которую Глаша теперь любит крепче дяди Ефима и тети Стеши. Ее личико туманится при одном напоминании о разлуке, и беспомощная гримаса коверкает ротик.
— Не пущу, бабуська Ника! Останься со мною! Не пущу! — с отчаянием лепечет малютка, и она готова расплакаться на груди Ники.
— Нечего сказать, хороша! Когда еще выпуск, а она за столько времени терзает ребенка! Педагогический прием тоже! — ворчит Донна Севилья, сердито блестя глазами на Нику.
— Не плачь, моя прелесть! Не плачь! — так вся и встрепенулась Ника. — Слушай лучше, что тебе «бабушка» расскажет. Слушай, Тайночка: у нас послезавтра литературно-музыкальный благотворительный вечер. Ты, конечно, не понимаешь, что это значит, ну да все равно: будут читать. Ну, сказки, что ли. Петь, играть на рояле. Потом танцевать, кружиться под музыку. Соберется много гостей…
— Хоцу туда! — неожиданно перебивает рассказчицу Глаша.
— Девочка моя, тебе нельзя.
— Хоцу!
Это своеобразное «хоцу» звучит, как повеление.
Многочисленные «родственницы» и «тетушки» успели себе на голову избаловать свою общую любимицу. Глаша не знает отказа ни в чем. Естественно поэтому, что первым движением ее души является вполне законное, по ее детскому мнению, желание попасть туда, где будет пение, музыка, танцы.