В начале 1916 г. нам приходилось рассчитывать на этих лодочников для доставки донесений от нашего антверпенского «почтового ящика». Владелец гавани, в Антверпене — один из наших агентов — собирал донесения и передавал их тем лодочникам, которым он доверял. Эти лодочники проявили во время войны высокий героизм, Они рисковали жизнью, или в лучшем случае своими лодками, этим единственным средством добывания пропитания для всей семьи. Оставляя свои лодки или возвращаясь к ним, они рисковали, что немцы их обыщут. Некоторые лодочники были схвачены, некоторым чудом удалось спастись. Однажды один из них, внезапно подвергшись обыску, догадался зажать донесения в поднятых над головой руках; его тщательно обыскали, но донесений не нашли.
Угроза расстрела и потери собственности была страшным оружием в руках немцев в борьбе с лодочниками. Никто не чувствовал этого сильнее, чем я, когда после заключения мира я очутился перед госпожой ван Эйк и её малышами; [29] положение её было очень тяжёлым, несмотря на пенсию, выплачиваемую ей британским правительством. Я был сильно взволнован при виде их печальных лиц, так как их жертва была принесена напрасно: отец семейства был расстрелян, когда его захватили с одним маловажным донесением, и у семьи была отнята лодка — её единственное достояние.
Почтовые голуби — первое средство, которое приходит на ум для создания связи, — не оправдали ожиданий. Мы применяли их с весьма ничтожными результатами. То, что казалось самым трудным, оказалось на деле самым лёгким: курьеры без всяких затруднений доставили птиц на место. Однако содержать их в Бельгии, не вызывая подозрений немцев или любопытства назойливых соседей, оказалось слишком трудным делом. Помимо того, даже после благополучного вылета многие птицы терялись и часто уничтожались немцами.
В первый период войны, когда множество бельгийских женщин и детей получали разрешение на выезд в нейтральные страны, донесения зашивались в их одежду или вкладывались в специальные капсюли, которыми мы снабжали наших агентов. Однако к 1916 г. немцы почти прекратили выдачу разрешений на выезд, и те немногие бельгийцы, которым разрешалось покидать Бельгию, обыскивались настолько тщательно, что капсюли, удерживаемые мускулами заднего прохода, всегда попадали в немецкие руки.
Писем по почте, написанных симпатическими чернилами, мы не посылали. Во-первых, письма задерживались немецкой цензурой так долго, что содержавшиеся в них сведения теряли всякую ценность. Во-вторых, достаточно было простого нагревания и примитивнейших проявителей, которыми обрабатывалось множество писем, для того чтобы тайнопись выступила наружу.