Мистер Лао закурил и с отвращением посмотрел на себя в зеркальце шофера.
«Я тоже хорош, — подумал он, поняв, отчего смотрел на себя с отвращением. — Я боюсь замахиваться на мистера Лима даже в мыслях и топчу лишь моего непосредственного руководителя. Важно сейчас держать себя в руках и не походить на них в том разговоре, который предстоит провести с Хоа».
— Вы убеждены, что он пойдет с вами?
— Да, мистер Лао.
— Почему вы так убеждены в этом?
— Потому что он европеец… Они все доверчивы, как неразумные дети, мистер Лао.
— Это неверно. Они далеко не так доверчивы, как вам кажется. И потом, он не европеец…
— Он белый, мистер Лао.
— Он не европеец, — раздраженно повторил Лао, — он немец.
— Я имел дело с немцами. Они отличаются от европейцев лишь одним — они умеют пить. Англичане сразу же заливают в себя тонну пива, делаются откровенными хамами и унижают нас; американцы бьют по плечу и обнимаются; французы предлагают вступить в противоестественную связь, а немцы пьют и пьют, а потом шагают смотреть злачные места.
— Где вы закончите с ним вечер?
Хоа позволил себе поправить мистера Лао:
— Ночь. Я закончу с ним ночь. За Даблексроуд есть интересный дом, где собираются матросы, сделавшие своей профессией гомосексуализм. Они были у врачей, и те ввели им в мышцы груди стеарин, и теперь они похожи на громадных женщин. Они очень нежные и, перед тем как отдаться клиенту, рассказывают о своих плаваниях в дальние страны.
— Разве он гомосексуалист?
— Нет. Но я рассказал ему, что знаю место, где он может наглядно познакомиться с уродством колониального империализма. «Такого, — сказал я ему, — вы не найдете в Европе. Только в Сингапуре или в Макао, но в Макао это опаснее, потому что там португальские колониальные власти боятся заходить в злачные районы, а в Сингапуре много полиции… только у нас на острове вы увидите этот ужас воочию и без риска для жизни…»
— Я не хочу, чтобы у нас были неприятности с полицией, Хоа.
— Я тоже не хочу неприятностей с полицией, мистер Лао. Во двор сможет въехать автофургон. Я подам его задом, а там очень узкий дворик. И поеду на свой сампан. Один. И выйду в море — тоже один.
— А если он уже сказал своим знакомым, что именно вы пригласили его на Даблексроуд?
— Ну и что? Матросы подтвердят, что я привел его туда, а шофер такси, который будет мною заарендован на эту ночь, подтвердит, что мы вместе пришли. Но он скажет, что я вышел оттуда через пять минут один, и это будет правда. Он отвезет меня домой, этот шофер. А потом я вернусь на Даблексроуд, но уже на своем фургоне. Я заеду во двор — я же говорил вам, что там узенький темный двор. Я скажу ему, что пора в отель, и поведу по черной лестнице к фургону. Он — первым, а я — вторым. Закричать он не успеет, ибо, когда шило пробивает сердце, наступает мгновенный паралич дыхательного аппарата.