Тик-так, тик-так, спешили вечно бегущие вперед кварцевые часы. Тик-так, тик-так, полдвенадцатого! Впе-ред, быст-рей, опоздаешь!
Куда?
К фонтану, что на улице Баумана, уверенно отвечали часы. К фонтану из дикого камня.
Тик-так, кварцевый механизм, стремящийся хоть на пару минут заглянуть в будущее, подобно вещунье-пророчице прозревал события грядущего вечера. Или ночи? Или…
Оставив часы с их заморочками висеть на стене — синие тисненые обои, золотистые вертикальные полоски придают стройность, — Андрей ушел в супермаркет «Континент» пополнять запасы.
Холодильник на кухне урчал голодным брюхом.
Вернувшись, он первым делом достал из серванта узкогорлую вазу, наполнил водой и поставил в нее цветок — ярко-красную розу. Не снимая шуршащей обертки. И уже потом, с полными пакетами, двинулся в кухню. Разгружая купленную снедь — это в шкаф, это в холодильник, это пока на стол, — насвистывал под нос веселую песенку.
Ах, романтика. Вы гадали на ромашке — «любит — не любит»? Вы жмурились — сладко, мечтательно, когда выпадало «любит»? Андрей точно знал — любит, был уверен на все сто. Кто из двоих поступил подло? Кому идти с повинной? Мириться, дарить цветы?
Ах, чудесное утро, погожий денёк. Ох, избирательная дура-память. Стынут на дне зябкого колодца слова — «И не приходи больше. Он убьет тебя, выпьет. Будет тянуть — терпи». Забыты. Пьянка, длившаяся несколько суток, кураж новогодний, слезливый, — ушли-сгинули. Город? Да что Город? Я жил и еще поживу. Хотел бы он, давно прихлопнул, ровно таракана тапкой. Неужто руки коротки? Не нужен я ему, мегаполису, букашка мелкая. А Ингу он простил, вот и весь сказ.
«Нельзя, невозможно!» — билась глубоко-глубоко в подсознании, мухой в паутине, болезненная, параноидальная мысль.
Мухой.
В паутине.
Где же паук?
— Ждет, — тихо рассмеялись в зале. — Паук ждет.
Андрей услышал. Сердце ёкнуло, сдавило спазмом; пакет с йогуртом шлепнулся на пол.
— Кто здесь?! — выкрикнул. Ему не ответили.
Тот, кто стремится избавиться от страха, переходит в наступление — Андрей, стиснув в руке нож, отправился в комнату. Звук шагов в навалившейся тишине соперничал лишь с оглушительным тиканьем часов.
Тик! — верещали они. Так!!
Часы боялись. Клац! — внутри щелкнуло, хрустнуло, треснуло. Кварцевый механизм остановился.
Зал встретил угрюмым молчанием. Вещи настороженно взирали на человека. Все на своих местах, в полном порядке.
Двойник в зеркале кривлялся дешевым фигляром: перекошенные черты лица, напряженная поза, взгляд загнанной в угол крысы.
— Ты?! — полувопросительно-полуутвердительно произнес Андрей. Лезвие ножа сверкнуло случайным солнечным зайчиком. — Р-разобью!!