Человек, говоривший по телефону (Варя поняла, что это и был начальник), положил трубку на рычаг и, обращаясь к одному из сидящих за столом, сказал спокойно, почти дружелюбно, будто речь шла о начислении премиальных:
— Власенко, рассчитай его с богом. Нечего, понимаешь, сырость разводить. На дворе и без того слякотно. Вчерашний день не закрывай.
Последнее распоряжение пришлось не по душе верзиле. Он снова взял на горло:
— А полдня, по-вашему, кто вкалывал?
— Полдня ты в чайной при вокзале просидел, — не поднимая головы от бумаг, сказал тот, кого назвали Власенко, — пиво сосал с компанией.
Мокрая роба угрожающе надвинулась на стол, но от активных действий воздержалась.
— Тебя бы, слышь, — сказал он с мстительной издевкой, — с твоей бухгалтерией на этот самый котлован, помочил бы, слышь, свою эту…
Власенко ничего не ответил.
Но тут дверь снова распахнулась, и один за другим в контору стали шумно входить рабочие. Кто-то чертыхался, запнувшись о Варин чемодан, кто-то, едва перешагнув его, уже колотил по краю стола мокрыми рукавицами… Разговор в вагончике принимал крутой оборот, и Варя поняла: это надолго.
Она, присев на угол чемодана, приготовилась ждать. Многое, о чем, перебивая друг друга, говорили эти люди, Варя не понимала, но главное, из-за чего разгорелся сыр-бор, можно было уловить. Виной всему был дождь, старые, с протекающими крышами вагончики, плохой инвентарь, рваные рукавицы, которые до сих пор не могут заменить, и какие-то нечуткие, бездушные люди, от которых зависит все это. Было похоже, что и дождь, поливающий какой уж день, — дело чьих-то дырявых рук, чьей-то преступной халатности. Самым шумным и напористым в нестройном хоре голосов был голос того, в робе. Воспрянувший от нежданной поддержки, он все больше расходился в своем обличительном раже и, кажется, даже забыл о том, ради чего пришел сюда. А может, совсем на другое рассчитывал. Возможно, придя за расчётом, он ждал уговоров, увещеваний и, может, готов был, покуражившись вволю, пойти на уступки, остаться на стройке, выторговав, разумеется, какую-нибудь выгоду для себя. Но вышло не так, как задумывалось, — без всяких уговоров, в два счета… Да ещё со вчерашним нарядом наступили на хвост.
Сдаваться без боя ему явно не хотелось.
— Мне-то, конечно, что, — шумел он, — я крановщик, я себе отыщу местечко под солнцем, где не капает. — Он то натягивал, то снова снимал с головы мокрую кепку. — Меня, слышь, вся дорога знает, примут везде… А за ревматизм да за здорово живешь теперь никто не рубит. За здорово живешь коммунизм, слышь, не построишь.