— Что, суслики, озябли? А я, слышь, дров вам приволок— жгите… А чего впотьмах-то? — Привычным движением, без промашки он поймал лампочку, свисавшую на коротком шнуре с потолка, подкрутил её. Она загорелась неярким светом, скупо осветив жилье. И только тогда Берчак заметил, что в вагончике одна Варя.
— А где? — Он показал головой на Раисину кровать. — Где хозяйка, куда её унесло?
Варя, едва оправившись от испуга, пожала плечами. Кивнула головой на мокрую тряпку у порога.
Берчак понял намек, попятился к двери. Стал вытирать о тряпку сапоги.
— Ишь как. Дела… Чистота и порядок. Давай, слышь, печку сгоношу.
— Не надо, я сама. — Варя вдруг растерялась. — Она будет сердиться.
— Кто? — не понял Берчак.
— Она, Раиса.
Берчак засмеялся.
— Ну, чудачка! На кого ж это и за что?
— Ну как… — Варя смутилась ещё больше. — Вы ж к ней пришли, а её нет…
— Ну и что? — Берчак уставился на неё удивлённый. — А может, я и не к ней, может, у меня к тебе, слышь, разговор имеется.
— Не нужен мне ваш. разговор, — непримиримо и громко сказала Варя, — и вообще ничего мне от вас не нужно. Ни от вас, ни от неё. И дрова ваши несчастные тоже…
— Ну, тихо, ша! — сказал Берчак, отступая, однако, назад, к порогу. — Что ты опять… А дрова тут ни при чем. Растоплю и отшвартуюсь. Не пропадать же топливу.
…Огонь в железной круглой времянке занялся не сразу. Печь долго чадила, видно, плохая была тяга из-за дождя. Наконец разошлась.
— Ну вот, пошло дело. — Берчак поднялся с колен, достал сигарету, но закуривать не стал. — Бывай здорова! Не зябни. Хозяйке привет! Вечер проводов отменяется.
— За дрова спасибо, — тихо ответила Варя.
Скоро, когда вовсю разгоревшиеся доски, потрескивая, взялись ровным, надежным огнем, когда круглые бока печурки ощутимо задышали теплом, пришла Раиса.
С трудом наведенный порядок в вагончике, растопленную, уютно потрескивающую печь она будто и не заметила. Не вытирая ног, прошла к своей постели, разбито опустилась на неё, уставилась на Варю долгим, пристальным взглядом.
— Был? — наконец спросила она.
— Был. — Варя догадалась, о ком она спросила. — Дрова вот принес.
— Лапал?
— Как это?
— Как, как… Дура совсем, что ли? Руками.
Как от печного жара полыхнуло Варино лицо.
— Нет, — сказала она и отвернулась от Раисы.
— Нет, так будет. — И снова эта злость в надломившихся полосках губ и обидные, пакостные, как плевки на чистом полу, слова. — Ты, дева, заруби себе на носу… Не лезь поперёк. Не суй носа, слышишь? Усекла? Вот так-то! А теперь бай-бай.
…Дрова, которые принес Берчак, скоро сгорели, и устоявшееся в вагончике тепло стало спадать, улетучиваться.