и, конечно, «если бы не…», оказались бы феерично счастливыми.
— Нет никого страшней женщин, которые мстят за свою безответную страсть, — объяснил мне все еще ни разу не любивший психолог Игорь.
По натуре истеричка, Нелли Рудольфовна умела усмирять взрывоопасность характера, прикрывая ее следами былого очарования.
Прозвище Миледи, раздражавшее Красовскую, не отцеплялось от нее с давних пор. Оно приклеилось и потому, что некогда она исполнила роль неотразимой каторжанки — с прелестью на лице и клеймом на плече — в популярной инсценировке «Трех мушкетеров». Мужчины в те годы, говорят, так завороженно заглядывались на ее плечо, что не замечали на нем клейма. Постоянным амплуа Нелли Рудольфовны стали роли женщин с «отрицательным обаянием». Но все-таки с обаянием.
— Уходить из училища только потому, что Иван Васильевич… Он, как и все мы, прошлое театра, а Певзнер — его будущее.
Красовская и себя вроде не пожалела: она была ровесницей Ивана Васильевича. Но последняя ее фраза на художественном совете относилась исключительно к Афанасьеву:
— Если выбирать из них двоих… я бы выбрала Певзнер. Заявляю четко и смело.
В словесной четкости Красовской отказать было нельзя, хотя поступки отличались хитроумной запутанностью.
Заявление ее прозвучало внезапностью и потому, что евреев она не любила. Но Ивана Васильевича ненавидела! Его отсутствие на совете позволило Красовской проявить «четкость и смелость».
И еще один человек встал на защиту сестры: студент первого курса Имант — латыш, говоривший по-русски, как чистокровный москвич или потомственный петербуржец. Да и по виду, по манерам своим он был более русским, чем русский.
— Скорее сгорит это училище, чем ты уйдешь из него, — заверил он Дашу.
Она испугалась, хотя была не из пугливых, что он может из-за нее поджечь здание училища, которое принадлежало к «памятникам архитектуры». Испугалась, что совершить такое при его характере ничего не стоит.
Это было преувеличением, но и сам Имант, почти двухметровый, выглядел «преувеличением».
У себя в Риге Имант, как он откровенно поведал Даше, в слабых самодеятельных спектаклях, поставленных по великим шекспировским трагедиям, исполнял роли тех, кто бился на рапирах, — и либо убивал, либо умирал за любовь.
Итак, двух защитников сестра обрела. Но один из них стал таким во имя защиты, а другая исполняла роль адвоката, дабы потом превратиться в прокурора, не знающего пощады. Нелли Рудольфовна Красовская жаждала, чтобы отвергшего ее Афанасьева настиг приговор.
— Когда женщина мстит, это голгофа! — повторил Игорь, будто сам не раз подвергался женским гонениям. — Лучше иметь врагом шайку ненавидящих мужчин, чем одну ненавидящую женщину!