Первый зам брызгал слюной не менее получаса, пока ему не позвонила секретарша и не сказала, что кто-то там ждет его на встречу, кто-то очень важный, кто-то, ради кого первый зам готов прервать поток своего красноречия и оторвать свою жопу от стула.
Я сижу в китайской кафешке на набережной Ленина в Днепропетровске, она в двух шагах от управления. Я вспоминаю разговор с первым замом и пытаюсь понять его истинные причины.
Через окошко виднеется Днепр – окно находится на уровне земли. Это полуподвальное кафе, где, вообще-то, хреновенькое обслуживание, но кухня весьма неплохая, и цены на уровне. Днепр раскинулся передо мной во всей своей красе, почти полтора километра в ширину – набережная, вода, затем вода и снова вода, вода, вода, а потом противоположный берег. Днепр настолько широк, что не замерзает целиком даже в самые лютые морозы. Я смотрю на Днепр и думаю о том, что на самом деле первый зам разозлился так не из-за Марка Шейдера и даже не из-за нового порошка.
Первый зам разозлился из-за того, что я знаю больше, чем мне стоит знать, и еще из-за того, что он не уверен, буду ли я держать язык за зубами. Что-то происходит в нашей стране, после выборов все не в своей тарелке. Да и до выборов было не легче, по правде сказать, здесь все время что-то происходит. А вслед за президентскими выборами будут парламентские, и все начнут нервничать еще больше.
Первый зам разозлился из-за того, что в середине девяностых я был связан с политикой и знаю много того, чего не знает не только первый зам, но и вообще никто из ныне живых.
В середине девяностых все зарабатывали как могли. Кто-то толкал наркоту, кто-то занимался разбоями. Не было ограничений, не было чертовых ограничений, и встречалось, что менты крышевали беспредельщиков.
Хорошее было время.
Меня всегда тянуло к влиятельным людям. Словно какую-нибудь продажную девку. «Ничто так не возбуждает женщину, как власть», – говорил Генри Киссинджер. Вот-вот, это мой случай.
Так я попал в обойму премьер-министра.
У меня на глазах строились и рушились миры, сражались и умирали люди, рождались и гибли политические звезды. Все заканчивалось, и все начиналось сначала. Я видел очень многих из тех, кто сегодня занимает очень-очень-очень-очень высокие посты, и из тех, кто сегодня сидит в тюрьме и будет сидеть там до конца своих дней. Я знаю, что эти люди делали, а чего не делали, знаю, чем они собирались заняться, что и кому приписали потому, что пора было сливать. Я знаю все подробности донбасской бойни середины девяностых, потому что был в команде, курировавшей этот регион, – ведь моей работой были наркотики, а там все ими начиналось и заканчивалось.