Я слушал и молчал. Да и что я мог сказать? Затем Скаулер постепенно переключился на другую тему. Он заговорил о работе, пытаясь мне доказать, что во всей этой неприятной семейной истории была и своя положительная сторона. Став свободнее, он мог целиком посвятить себя науке. Скаулер дал мне понять, что фактически ушел от мира, закрывшись в своей лаборатории, и этот уход вполне себя оправдал. Бедняга пытался меня убедить, что лучше иметь дело с электронами, чем с живыми людьми. Ему нравилось думать, что физические явления обладают первозданной чистотой и непорочностью, качествами, которых так не хватает роду человеческому.
Все эти рассуждения показались мне просто детскими и наивными.
— Бросьте, Скаулер, — сказал я, — вы пытаетесь уверить себя и меня, что разница между человеком и неодушевленной материей состоит в том, что человек лжет, а материя нет. Человек может наплести бог знает что, а кирпич никогда этого не сделает. Но если уж на то пошло, то кирпичи не пишут стихов и не играют на скрипке. Неодушевленная материя, может быть, и честна кристально, но общество ее невероятно скучно, и в кабачок с ней не пойдешь. Приходится как-то расплачиваться за те преимущества, которые дает человеку интеллект.
— Возможно, — сказал Скаулер вяло. — Но мне думается, что часто приходится платить слишком уж дорого.
А то уважение к человеческому интеллекту, которое испытывают многие люди, есть лишь продукт невежества. Вот вы упомянули, в частности, игру на скрипке. Но было бы совсем нетрудно, например, имея в распоряжении достаточно времени и денег, создать механического скрипача, который…
— Конечо, конечно, — согласился я. — Или, например, механического сочинителя сонетов. Но ведь они не могли бы мыслить самостоятельно и не испытывали бы никаких эмоций, не правда ли? Вы надеетесь, что можно создать машину, которая напишет нового Гамлета?
— Я не вижу в этом ничего невероятного. — Скаулер замолчал, затем, подумав, спросил:
— Вы играете в шашки?
— Играл когда-то.
— Как вы считаете, для этой игры нужен интеллект?
— Думаю, что да. До известной степени, конечно.
— Но до довольно-таки высокой степени, не правда ли?
— Требуется знание определенных правил, умение принимать решения и так далее.
— Безусловно. — Скаулер улыбнулся. — Но, несмотря на это, если вы как-нибудь вечерком заглянете ко мне в лабораторию, то сможете сыграть партию в шашки с машиной, над которой я сейчас работаю. И, если вы хотите, я готов поставить пять фунтов, что моя машина выиграет.
Он протянул мне руку.
— Только, пожалуйста, не говорите, что между игрой в шашки и сочинением Гамлета огромная разница. Мне это самому известно. Но дайте нам время. В конце концов, ведь у вашего возлюбленного «человеческого интеллекта» за плечами несколько тысяч лет развития, не так ли?