Но человек с ущемленным чувством личности, как почувствовал Достоевский, весьма противоречив. Едкое, жгучее чувство унижения, непрочности своего положения может породить в его душе не только забитость, робость и страх, но и склонность к шутовству, властолюбивые мечты, мстительный порыв злобы. И тогда, казалось бы, внешне мирный, незлобивый "маленький" человек способен превратиться в тирана и деспота.
Достоевский рано понял, что в жизни дворянского и буржуазного общества самая обыденная, будничная проза по-своему "фантастична". Она не только порождает материальную нищету и бесправие, но и может поднять со дна человеческой души весь веками накопленный там исторический шлак, вызвать к жизни нередко парадоксальные, зловещие "идеи" - "идеалы содомские" в мозгу людей,- не менее гнетущие и давящие, чем внешняя обстановка жизни. Внимание Достоевского - художника и мыслителя к этой сложной, "фантастической" стороне бытия большого города позволило ему соединить в своих повестях и романах скупые и точные картины повседневной, "прозаической", будничной действительности с таким глубоким ощущением ее социального трагизма, такой философской масштабностью образов и силой проникновения в "глубины души человеческой", какие редко встречаются в мировой литературе.
Фигуры Голядкина ("Двойник", 1846) и Прохарчина открывают в творчестве Достоевского галерею образов "маленьких" людей, в которых таится внутренняя раздвоенность, которая может обернуться то "ротшильдовской" жаждой обогащения, то "наполеоновской" жаждой власти. В атмосфере постоянного унижения и тиранической власти сильного над слабым, сознает Достоевский, человек постоянно, вопреки тому, что кажется естественным и логичным с точки зрения обычного здравого смысла, ведет себя нелогично. Униженный и оскорбленный добровольно принимает на себя роль шута, чтобы этим еще сильнее растравить свои душевные раны. Слабый и зависимый не только не тяготится своим зависимым положением, но сам просит, чтобы ему связали руки, так как боится свободы, к которой не приучен жизнью, больше, чем несвободы, к которой привык.
Другой социально-психологический тип, который жизнь современной ему переходной эпохи (и в особенности жизнь большого города) неизбежно порождает, по Достоевскому,- это тип "мечтателя". Не находящий удовлетворения своим внутренним стремлениям, мыслящий человек невольно уходит в мир мысли, создает поглощающую его "идею", начинает жить в сфере мечты. Эта "теоретическая", "кабинетная" (по позднейшим определениям Достоевского) жизнь - одновременно и наслаждение и проклятие для "мечтателя". За горделивым романтическим упоением свободным полетом раскованной мысли, не знающей преград, в нем таится мучительно переживаемое ощущение оторванности от мира и людей, желание слиться с ними, обрести не "мечтательную", но подлинную, "живую" жизнь.