Беглец снял сапоги, развесил портянки вокруг печи, достал жестяной портсигар, насыпал махорку в обрывок газеты, закурил.
— Куда идешь-то в такой дождь?
— На Магадан.
— Пожрать хочешь?
— А что у вас есть?
Суп и перловая каша не соблазнили беглеца. Он развязал свой мешок и вынул кусок колбасы.
— Ну, братец, — сказал Рыбин, — ты беглец-то не настоящий.
Рабочий постарше, заместитель бригадира Василий Кочетов встал.
— Куда ты? — спросил его Рыбин.
— До ветру. — И перешагнул через доску — порог палатки.
Рыбин усмехнулся.
— Вот что, браток, — сказал он беглецу, — ты сейчас собирайся и иди куда хотел. Тот, — сказал он про Кочетова, — к начальству побежал. Чтоб тебя задержать, значит. Ну, бойцов у нас нет, ты не бойся, а прямо иди и иди. Вон хлебушка возьми да пачку табаку. И дождик как будто поредел, на твое счастье. Держи прямо на большую сопку, не ошибешься.
Беглец молча намотал непросохшие портянки сухими концами на ступни, натянул сапоги, вскинул мешок на плечи и вышел.
Через десять минут кусок брезента, заменявший дверь, откинулся, и в палатку влезло начальство — прораб Касаев с мелкокалиберкой через плечо, два десятника и Кочетов, вошедший в палатку последним.
Касаев постоял молча, пока привык к темноте палатки, огляделся. Никто не обратил внимания на вошедших. Все занимались своим делом — кто спал, кто чинил одежду, кто вырезал ножом какие-то мудреные фигуры из коряги очередные эротические упражнения, кто играл в «буру» самодельными картами…
Рыбин ставил в печку на горящие угли закопченный котелок из консервной банки — собственное какое-то варево.
— Где беглец? — заорал Касаев.
— Беглец ушел, — сказал Рыбин спокойно, — собрался и ушел. Что я держать его должен?
— Да он же раздетый был, — закричал Кочетов, — спать собирался.
— Ты ведь тоже собирался до ветру, а под дождем куда бегал? — ответил Рыбин.
— Пошли домой, — сказал Касаев. — А ты, Рыбин, смотри: это добром не кончится…
— Что ж ты мне можешь сделать? — сказал Рыбин, подходя к Касаеву ближе. На голову соли насыпать? Или сонного зарезать? Так, что ли?
Прораб и десятники вышли.
Это — маленький лирический эпизод в однообразно мрачной повести о беглецах Колымы.
Начальник командировки, встревоженный постоянными визитами беглецов трое в течение одного месяца, — тщетно добивался в высших инстанциях организации на командировке оперпоста из вооруженных солдат охраны. На такие расходы для вольнонаемных управление не пошло, предоставив ему справляться с беглецами собственными силами. И хотя к этому времени, кроме касаевской мелкокалиберки, в поселке завелись еще две охотничьих двустволки центрального боя и патроны