Но, какой мне от этого прок, если даже пятая часть добываемого серебра не пойдёт на нужды церкви?
– Двадцатая часть будет в самый раз. – Вставил своё слово в монолог епископа Беньямин.
– Вот я и говорю, десятина, столь необходимая для строительства храмов, привозимая в Оломоуц, очень существенно поможет продвижению нашего вопроса. Присаживайся на лавку, в ногах правды нет.
Купец присел на краешек и решил обозначить один из самых щекотливых вопросов, от которого и зависила его будущая прибыль.
– Всё зависит от урбурара, он один из немногих, будет знать истинный размер …
– Ап-чхи! – Бруно чихнул, – суть просьбы понятна. Сколько потребуется времени на разведку шахт?
– Неделя, может две. Нужны горняки и охрана.
– Это понятно. А теперь, скажи мне, кого ты представляешь? На моей памяти, иудеи никогда не занимались добычей серебра, вернее, добывали, но немного другим путём.
– Гюнтер Штауфен.
– Я так и знал! Дьявол, – Бруно подпрыгнул, – Везде свой нос всунул. Походив вокруг стола, рассматривая стекло фонаря, епископ остановился.
– Я так понимаю, что вопрос финансирования мероприятия уже решён? Беньямин кивнул головой.
Разговор закончился через два часа. Гостислав, по приказу епископа, передал в распоряжение Беньямина своего кума Гануша, с лёгким сердцем избавившись от доносчика. Сам же иудей, с пергаментом снабжённым печатью отправился в купеческий дом, откуда спустя некоторое время выехал на телеге прикрытой рогожей. Будущий зятёк Михаэль управлял возжами, пытаясь выяснить у купца, куда тот так торопится, учитывая, что добраться до заката в Опаву, куда вела дорога – нереально[83].
Проехавши пяток вёрст, телега свернула к опушке и остановилась. Из-за дерева показался Павел, махнул рукой иудеям, призывая их подъехать поближе. Едва телега тронулась, как на опушку вышли пятеро датчан, контролируя дорогу в обе стороны. Их командир подошёл к возку.
– Лексей просил передать, что в Берестье, у хозяина постоялого двора, где вы жили, будет ждать всё необходимое для шахт оборудование. Серебро для первого этапа здесь, – Трюггви показал на зелённые сундуки, прикрытые лапником елей.
Михаэль только рот раскрыл, когда тяжёлые ящики погрузились на телегу. Будущий тесть отщёлкнул запоры, проверил груз и пожал руку рыцарю на прощанье. Увидеть подобный жест дружбы рыцаря и еврея, ему не удастся больше никогда в жизни. Посему и не расслышал, как на ухо, шёпотом, Трюггви сказал Беньямину: – Бруно слишком громко чихает при упоминании урбурара, а Гануша перекупи.
Датчане догнали нас уже к закату, в двадцати верстах от Опавы, где мы решили заночевать. Павлика сняли с лошади, и отрок еле сумел доковылять до палатки, а ведь ещё предстояло напоить скакуна. Урок верховой езды болью отдавался во всём теле. Признаться в том, что без стона и присесть невозможно, он постеснялся. Два раза Трюггви ловил его коня, когда оруженосец, не сумев справиться с управлением, оказывался на земле. Заметив его страданья, к отроку подошёл Свиртил, протягивая флягу с горьковатым настоем.