Но так не случилось, и так история сказать не может. Наоборот, она говорит: было бы неправильно считать генерала Самсонова и его действия единичными в русской армии: нет, и он и его действия были глубоко типичны. По своему концу они являются, пожалуй, проявлением того самого благородного, что можно было найти в русской царской армии... Полная неподготовленность к управлению большими вооруженными массами, непонимание самой техники управления, притупленность оперативной восприимчивости и косность оперативной мысли — все эти черты, так наглядно выявившиеся в действиях ген. Самсонова, были характерны для всей старой русской военной школы. Генерал Самсонов не мог быть в этом отношении исключением, и если он им был, как честный солдат, то разве только в лучшую для себя сторону»>>[43].
Книга Г. С. Иссерсона вышла в серии работ, подготовленных Управлением по исследованию и использованию опыта войны штаба РККА, и отражала взгляд советской военной науки на прискорбные обстоятельства поражения 2-й армии>>[44]. В отличие от западной историографии, в которой неудача армии Самсонова выделялась и превращалась в объект отдельного рассказа, советские военные историки оценивали ее в комплексе происходившего тогда на всех фронтах первой мировой войны. Тогда получалась иная картина, чем, например, в немецкой историографии, на все лады превозносившей «Танненберг». Как заметил Г. С. Иссерсон, «то было только частным поражением на частном театре войны»>>[45], из которого сверхразрекламированные в Германии Людендорф и Гинденбург не сумели извлечь те преимущества, которые дало им в руки бездарное царское командование.
А. М. Зайончковский согершенно справедливо указал: «Германское командование не имело никаких оснований венчать себя лаврами Ганнибала и провозглашать «Танненберг» новыми «Каннами», но дело не в форме, по которой были разбиты 5 русских дивизий, а в том, что сами по себе «Канны» явились последним, случайным и при этом не главным этапом армейской операции 8-й германской армии. Русские войска в основном потерпели поражение не столько от германских войск, сколько от своих бездарных высших военачальников»>>[46].
Слов нет, в результате всех этих обстоятельств германское командование сумело извлечь оперативную пользу из разобщенного положения 1-й и 2-й русских армий. Перед Людендорфом и Гинденбургом открывались широкие перспективы — не будет преувеличением сказать, что при умелом руководстве дальнейшими операциями они могли бы достигнуть решительного стратегического успеха на восточноевропейском театре войны. Направление наступления, которое привело бы к таким последствиям, диктовала жизнь — на русском Юго-западном фронте развернулась Галицийская битва, австрийцев нещадно били, и они с тяжелыми потерями отступали. Австро-Венгрия обратилась с отчаянными просьбами к Германии помочь ударом на Седлец, что, кстати, Берлин обещал до войны. В Восточной Пруссии скопилось достаточно войск для проведения нужной операции — выгрузились и сосредоточились прибывшие из Франции два корпуса и кавалерийская дивизии. Но вопреки очевидным стратегическим преимуществам такой операции Людендорф и Гинденбург думали только о том, как вытеснить 1-ю русскую армию из Восточной Пруссии. На большее германское командование и не замахивалось.