Увы, вместо кареглазого брюнета на белом коне-мерседесе-лайнере мне приснилось нехорошее: погребальный колокольный звон, кладбищенские кресты в глубоком снегу, от крестов — длинные черные тени. Белесые в лунном свете вороны, кричат мерзкими голосами «Кар! Карр! Крр-рровь, крр-рровь! Позолоти рр-рручку, крр-ррасавица! Каррр!». Чьи-то когтистые синюшные руки тянутся ко мне из темноты, и я, захлебываясь ужасом, пытаюсь бежать. И, как положено в приличном кошмаре, не могу сдвинуться с места…
О невесомое легкомыслие юности! Поутру я и думать забыла о мрачных видениях, списав их на усталость, осенних злых комаров и стресс. А как не быть стрессу: днем меня должны были представлять кафедре, а я умудрилась посадить жирное несмываемое пятно на лучшую юбку.
Мам, пап, приветики! У меня все нормально, я не болею — не болею — не болею, правда.
Знакомилась сегодня с кафедральным народом, народа мн-о-ого, никого не запомнила совершенно. Но это дело наживное.
Официально моим научным руководителем значится завкаф.
Его зовут Евклид Евклидович, прикиньте! Грек он, и фамилия у него какая-то совершенно невероятная, что-то вроде «профессор Хрум-пурурум-пиди».
Но на самом деле ему не до меня, мной будет заниматься доцент Липецкая. (У нее тоже с именем полный фейерверк: Нимфа Петровна, убиться можно. Романтический man был дядя Петя Липецкий, это ж надо так дочери удружить…)
…
Кафедра органической химии СГТУ, которая должна была стать моим домом на ближайшие три (минимум, а дальше — как сложится) года, располагалась в допотопном строении, походившем на особняк какого-нибудь прибитого в революцию графа: колонны по фасаду, арочные окна, лепные украшения (увы, потерявшие былую форму и грацию под множественными слоями побелки). Но при внимательном рассмотрении архитектурные излишества оказывались вязью из шестеренок, циркулей и прочей околонаучной символики: здание строилось специально для технического училища. Исторически этот корпус был первым кирпичиком, зародышем, основой института (впоследствии университета), и постепенно оброс высотными новостройками.
Я прошла наверх по парадной лестнице с затейливыми коваными перилами (почти такой, какая мне представлялась в мечтах, только без ковра и секъюрити), и первое, что меня потрясло — это контраст почти летней жары на улице и могильного, жутковатого холода внутри. Кладка мощных стен была рассчитана на взрыв любой химической ерунды, но совершенно не пропускала тепло, а высоченные сводчатые потолки и узкие путаные коридоры усиливали впечатление то ли морга, то ли склепа. Большинство встреченных сотрудников куталось в шерстяные кофты, водолазки и свитера с высокими воротниками, у некоторых даже шарфы были повязаны.