Если же ты ничего такого не слышал… то… Но это ведь и не наследственное может быть…
Пап, я в растерянности… Я путано, наверно, пишу. В письме не объяснишь. Может, ты сможешь приехать? Отпуск за свой счет на работе, а? Только по-тихому от мамы как-нибудь…
…
Наверно, нет смысла подробно рассказывать, как были отвергнуты версии «послышалось», «шорохи за стеной», «потрескивание старых перекрытий», «звуки с другого этажа», «эхо» и аналогичные им. Как я боролась с крутящимся в голове вздором о вампирах и убийцах, о бледных лицах сотрудников, о шеях, спрятанных в шарфы и воротники. Как воевала с сюром гипотез о причинах приступа у Нимфы Петровны. Как, собрав крупицы мужества, осматривала еле освещенные переходы, дергала закрытые двери, заглядывала в углы и тупики.
Абсурд, ахинея, нелепица. Бред сивой кобылы.
И эта сивая кобыла — здравствуйте, я.
Я слышала их! И это были не шорохи, не случайные скрипы и потрескивания — шаги.
Неровные, глухие, но уверенные. Их сопровождал периодический тихий стук.
Невидимый некто появлялся в дальнем конце коридора. Медленно, но неуклонно продвигался по зданию, заходил в лабораторию и останавливался, казалось, в паре метров от меня, от чего все волоски на моем теле вставали дыбом. Закрытая дверь не спасала. А после того, как в зеркале мне привиделась маячащая за спиной высокая темная фигура, незнакомая, по всему — мужская (обернулась — естественно, никого), мой внутренний голос печально произнес: «шизофрения, как и было сказано»…
На другой день я и написала то истошное письмо отцу, не домой, конечно, на рабочий адрес.
Если бы я знала, что впопыхах забыла наклеить марку, и, разумеется, не указала обратный адрес…
Письмо письмом, на душе стало чуть спокойнее, но необходимости готовить доклад письмо не отменяло. Я по-прежнему почти каждый вечер оставалась последней, врубив для храбрости «Ногу свело» на запредельную громкость. Без толку.
Некоторые вещи необязательно слышать. Достаточно о них знать…
Несколько раз со мной задерживался Макс Стрельников, но постоянно просить его было неловко, а рассказать о своих страхах и галлюцинациях я не решалась.
Папа, папочка, ну где же ты? Приезжай скорее.
Только один раз мне удалось отвлечься, забыть о жутких шагах, да и вообще почти обо всем. Две серии экспериментов не сходились капитально, самым наглым и вызывающим образом.
Да, ребята, с такими плакатами на кафедру выходить может только мальчик для битья. Решивший стать мертвым мальчиком для битья.
Заклюют. Закидают мелками и тряпками, за неимением тухлых яиц. И будут правы.