Сто осколков одного чувства (Корф) - страница 10

– Почему «черепашка»? – удивился Москвич.

– Ну, это я так, для примера. Надо же как-то ласково назвать. Пока ласковое имя бабе не придумаешь, считай – живешь порознь.

– И как же ты свою называешь?

– Сейчас никак не называю. А раньше... Раньше рыбкой называл. Или рыбонькой... Пока она мне икры не наметала...

– Понятно, – сказал Москвич.

– А ты свою как ласково называешь? – спросил Запорожец.

– Не знаю... Старушкой.

– Не обижается?

– Нет. Я же любя.

– А ты, – Запорожец обернулся к Девятке, – ты свою как... называл?

– Теперь не важно... – сказал Девятка и допил то, что оставалось.

– Нет, ну все-таки? – прицепился Запорожец.

– Скажи уж, – веско присоединился Москвич.

– Белочкой называл... – Девятка пьяно всхлипнул и добавил: – А теперь ее все так называют...


...Переваривая услышанное, Запорожец с Москвичом переглянулись и молча уставились на колонки. Но кассета закончилась. И скреблась в наступившей тишине, как мышь...

Эротический этюд # 3

Как всегда в первый день менструации, Она чувствовала себя хуже некуда. Несмотря на это, пришлось засидеться на работе дольше обычного и возвращаться домой затемно.

Впрочем, из окон метро это было незаметно.

Она дождалась, пока освободится место на лавке, и уселась на нее, не обращая ни малейшего внимания на других желающих. У нее кружилась голова и подкашивались ноги, она текла, как Титаник, и была совершенно не виновата в том, что по привычке выглядела лучше всех.

Она раскрыла книгу и заснула над ней прежде, чем успела перевернуть страницу. Уши, отключаясь последними, еще успели услышать: «Осторожно, двери закрываются... Следующая станция...» Механический женский голос заткнулся на полуслове. Она провалилась в сон.

Проступок станционной смотрительницы, прозванной в народе «красной шапочкой» за служебную деталь туалета, объяснить нельзя. Известно, что ее обязанность – обезлюдить поезд перед тем, как отправить его в депо. Почему на сей раз она прошла мимо спящей красавицы, останется неизвестным. А ведь прошла. И даже покосилась на девку. И даже будто бы оглянулась воровато. Но шаг не замедлила и просигналила, как ни в чем не бывало, что поезд свободен. Так-то...

...Она проснулась от того, что кто-то потрогал ее за плечо. Она открыла глаза и захотела открыть их еще раз, потому что вокруг было абсолютно темно. Второй раз глаза открываться не захотели, и пришлось довольствоваться тем, что есть. Рядом никого не оказалось.

Темнота проявлялась, как фото. Сначала заблестели перила, потом появились окна. Пустые вагоны казались в темноте огромными. Редкие лампочки на стенах тоннеля отбрасывали в разные стороны мохнатые голенастые тени.