– Да, то есть, нет. В общем, мне нужно сообщить Владимиру Петровичу нечто важное.
– Вряд ли это возможно. – Она криво усмехнулась. На дне умных глаз таилась неприязнь. Лицо женщины было землисто-желтое, тонкая смуглая кожа так плотно обтягивала кости, что на ней совсем не было морщин, волосы топорщились жесткой проволокой, как иголки у дикобраза. Может, я выгляжу, старомодной, но ее облик категорически не вязался в моем сознании с представителями врачебной практики.
– Игорь Владимирович Сальников мертв. – Захар не стал разводить церемонии. – Вы должны срочно сообщить об этом его отцу. Или мы лучше сами скажем.
Ни один мускул не дрогнул на лице сиделки. Она не сдвинулась с места, по-прежнему загораживая проход.
– Я передам, – коротко ответила она.
– Вы что, спятили? – возмутилась я. – Какое «передам»? Сейчас не время для блажи. Его сын мертв! Его убили! Вы понимаете? Зовите его немедленно.
– Боюсь, что это невозможно. – Самым противным было то, что ее голос ни разу не сбился с ровного, вежливого тона. – Владимир Петрович наверху. Забаррикадировался в своей комнате.
– Что?
– О, нет! Он в своем уме. Просто у него есть свои странности…
– Ничего себе странности, – пробормотал себе под нос Крылов.
– Дело в том, что мой пациент так давно зол на весь свет, что сам вид людей ему отвратителен. Он их избегает.
– Вы сказали «пациент». Старик болен?
– Не больше, чем вы или я. Но сам он считает по-другому. Он не курит, не употребляет спиртного, ест только диетическую вегетарианскую пищу и ничего не пьет, кроме воды. К тому же он вбил себе в голову, что ему нельзя волноваться. В остальном он совершенно здоров.
– Разве врач может настолько идти на поводу у пациента? – Не сдержалась я.
– Мне достаточно хорошо платят, чтобы я не только шла на поводу, но и тащила в зубах поводок.
– Но у него убили сына! – Поддержал меня Захар. – Разве это недостаточно веский повод, чтобы нарушить правила?
– Вы хотите подняться к нему в спальню, после того, как он строжайше запретил его беспокоить? – Ужаснулась женщина.
– Да, что в этом особенного?
Возникла долгая липкая пауза. Потом она нехотя отступила в сторону:
– Что ж, добро пожаловать. – И добавила как бы между прочим: – Если не боитесь получить заряд дроби. Ружье у него всегда при себе.
На лестнице Захар обернулся к ней:
– Вы не с нами?
– Ну уж нет! Только не я. Мне дорога моя шкура и лишние дырки в ней ни к чему.
Мы поднялись на второй этаж по железной винтовой лестнице. Наверху было темно.
– В этом склепе что, на лампочках экономят? – рявкнул Крылов, запнувшись о край ковра. Наташа крепко вцепилась в мою руку.