— Повелением государя нашего, Лавра, прозванием Свирепый, лорд Мелин, сын короля Лавра и дамы Аманды из Данна, официально лишается права наследования короны. Отныне зваться ему следует не наследником Лагаро, а просто графом Лагаронским. Отныне лорду Мелину запрещается покидать пределы Кленовой усадьбы до тех пор, пока не будет на то особого повеления его величества короля Лавра, прозванием Свирепый. Всем живущим в Кленовой усадьбе под страхом смерти велено следить за исполнением этого приказа, во всем прочем приказано преданно служить лорду Мелину, дабы не знал он ни в чем нужды и не терпел ни от кого обиды. Это воля короля! Скреплено подписью и печатью его величества!
— Боже мой, — не сдержал изумления мастер Леонат, что вышел на крыльцо, спустился по ступеням во двор и теперь стоял рядом со своим воспитанником, пока оглашали королевскую волю. — Как это? Почему это?
Мелин сделался белее снега. В его глазах застыли слезы, а зубы до крови прокусили нижнюю губу.
— Все ли слышали приказ короля? — с высоты своего вороного коня зычно спросил герольд.
Все, кто был во дворе, отозвались, хоть и хмуро, но согласно. Только юный лорд Мелин молчал, став подобным фигуре из камня.
— Все ли? — громче повторил свой вопрос герольд, в упор глядя на мальчика.
Тот вытянулся в струнку, гордо расправив свои пока еще узкие плечи и ответил, со всей возможной твердостью в голосе:
— Я слышал приказ короля!
Всадник наклонился с седла к подошедшему мастеру Герману, вручил ему свиток с приказом, отдал юному лорду честь и развернул коня обратно к воротам, которые еще не успели закрыть. Но их закрыли. После того, как герольд уехал.
— Вот, значит, как, — прошептал, закрывая полные слез глаза, Мелин, и крупные капли, потревоженные стиснутыми веками, хлынули по его белым щекам, но голос ничуть не дрогнул. — Вы врали мне. Вы все врали мне! — выкрикнул он тем, кто был сейчас во дворе. — С первых моих дней, что я здесь! Отец никогда не хотел меня видеть! Он никогда не любил меня! И моя мать! О, я же слышал ваши разговоры на кухне! Но я верить не хотел! Ты, Валлис! — обернулся он к толстому повару. — Ты ведь говорил: ходят слухи, что мой отец убил мою мать! Что он не любил ее! Отвечай, это так?!
Никто ему ничего не ответил.
— Все лжецы! — уже рыдая, закричал мальчик. — Все предатели! И это усадьба для меня всего лишь тюрьма! Ненавижу вас всех! Ненавижу! Убирайтесь! Прочь все! — и швырнул в первого попавшегося человека свой деревянный меч, которым до приезда герольда рубился с мастером Германом на заднем дворе.