Однако поверил мне сопляк, что я за ним полезу. Дожидаться не стал, решил вынырнуть из кустов самолично. Или он решил, что я от этого подобрею? Ну-ну, наивное создание. Иди сюда, родной, а то у меня руки уже чешутся от нетерпения.
Шел Андрюша медленно, с опаской. Ни единого резкого движения. Ну прямо как я вчера. Никак опять бдительность мою решил притупить? Нет уж, дудки, я хоть и бледнолицый, но не из того анекдота, в котором наступают дважды на одни грабли. Или он меня отвлекает? На всякий случай оглянулся. Да нет, не видно по сторонам других бармалеев. Не крадется ко мне беглый монах Паленый, не прячется за молодым дубком Серьга, не стоит за березкой Посвист, не щурится в наглой ухмылке остроносый. Да и негде им тут спрятаться. Деревья вокруг не в обхват – от силы в полобхвата, не больше. Поросль молодая. И впрямь один. Вот же дурень! И на что рассчитывал, непонятно. Сейчас начнет, чего доброго, канючить, что не по своей он воле вчера…
Как услышал парень. Не дойдя пяти шагов – не Иначе как опасаясь моей сучковатой дубины,- плюх коленками на землю и затянул жалобным голоском:
– Не повинен я, дядька Константин. Ей-ей, не повинен.
Ну правильно, как я и говорил. Только слова чуть-чуть иные, зато смысл один в один.
– Сомлел я с твоего горячего, себя не помнил. Там только,- головой куда-то за кусты мотнул,- и очухался, да и то ненадолго, сызнова в сон повело.
«Складно сказываешь,- думаю,- Хотя в этом я тебе поверить могу – и в то, что сомлел ты, и в то, что спал сладким сном. Помню, как посапывал да как губки бантиком выпятил, будто целуешь кого. Такое не сыграешь. Для такого Табаков нужен, Миронов или Ефремов, да чтоб не только талант-самородок, но и театральное училище за плечами было. А вот что ты дальше запоешь?»
– Я как утром очнулся, как узрел Посвиста в кафтане твоем, так чуть со стыда не помер. Ты к нам с добром да лаской, а они вона как. Ишь ты – они. А ты сам?
– Грех ведь это, с христианской душой так-то. Сказано в Писании, зло за зло, дак ведь зла ты нам никакого не учинил, последним поделился, хотя у самого ни коня доброго, ни серебреца, а путь в вотчины Долгоруких немалый, не один день шагать.
Славно пел малец. Так славно, что я его и обрывать не стал, решил дослушать до конца. К тому ж пока непонятно, как он будет выкручиваться дальше. Или скажет, что пришел просить прощения за всю свою честну компанию? Ну точно, коль подкрасться незаметно не получилось, так он сейчас…
– Ты уж прости их, неразумных, за ради Христа небесного. Не сами они, жисть их озлобила.- И головой в пожухлую листву бум.