– За то, что против него не завели уголовного дела, он может меня особенно не благодарить. Я действовал прежде всего в интересах авиакомпании. И вы помчались к нему только для того, чтобы услышать эти новости?
– Я к нему не помчалась! – возразила Эмма. – Сначала я хотела поговорить с вами.
– Но не поговорили. Неужели я такой глупец, что не понимаю, зачем вы с ним встречались?
– Я же говорила вам, что серьезной причины для встречи с ним у меня не было!
– Не было? Вы разве не понимали, что если Тренч продолжает заниматься своими грязными делишками, то и вы попадете под подозрение? Если бы вы обратились сначала ко мне, то я бы сам с ним встретился. Но вас, видимо, это совсем не устраивало.
– Как вы можете так говорить! За вашу встречу с Гаем я была бы вам только благодарна. Если, конечно…
Эмма хотела добавить: «…ему не грозит опасность ни от вас, ни от полиции», но Марк перебил ее:
– Если, конечно, не испытывали бы к нему нежных чувств, в которых сами боитесь сознаться! Вам просто захотелось вспомнить прошлое!
– Я же не знала, что у него все в порядке, и думала, что ему нужна моя помощь. Не могла же я отвернуться от человека, нуждавшегося в помощи. Если вы окажетесь в беде, я даже вам постараюсь помочь.
Ей не надо было произносить «даже». Это слово вырвалось у Эммы только потому, что непонимание Трайтона начинало ее бесить.
– Даже мне! – возмущенно воскликнул он. – Выходит, моя забота о вас и ломаного гроша не стоит! А я-то думал, что вы совсем другая…
– Что значит «совсем другая»?
– Вы, как и все женщины, не можете забыть свой прошлый роман. Для вас не важно, по чьей вине он был прерван. Женское самолюбие заставляет вас верить в то, что, стоит вам лишь пошевелить пальцем, как тот, с кем вы расстались, снова окажется у ваших ног. И это не важно, влюблены ли вы в другого или нет.
– Но мне от Гая ничего не нужно. Абсолютно ничего!
– Вы так говорите только потому; что Тренч по-прежнему любит ту, ради которой он оставил вас. Если бы вы действительно думали, что он нуждается в помощи, то в первую очередь обратились бы ко мне. Но вы этого не сделали. Если вы ездили к нему в надежде найти утешение, то я бы вас искренне пожалел. Но, увы, я только что стал невольным свидетелем того, как это утешение вы искали в объятиях другого…
– В таком случае, что бы я ни сказала, вы мне все равно не поверите. Но какое же утешение я могла получить?
Марк долго смотрел на Эмму, а потом произнес:
– Не знаю. Я не понимаю, что вам нужно от Галатаса.
– Но он же влюблен в Леонору! – выкрикнула Эмма, впервые назвав при Трайтоне сеньору де Кория по имени.