Полянский перечитал последние строки, бережно свернул письмо и спрятал его в нагрудный карман гимнастерки. Возвращаться в сарай не хотелось, ночь была тихая, теплая. Вдалеке лениво брехала собака. Над передовой все еще вспыхивали сигнальные ракеты. Высоко в небе, постепенно нарастая, возник гул мотора. Самолет. Чей он? Наш ли бомбардировщик возвращается, выполнив задание, или фашист крадется в ночи, чтобы засыпать бомбами какой-нибудь спящий город? По звуку моторов, должно быть, наш.
Николай откинулся на спину. Сухие колючие стебли приятно щекотали шею. Закрыл глаза и представил смеющееся лицо Демьяна. “Может быть, пробирается он сейчас по земле, занятой врагами. Вместе с ним Рыбаков, Семухин, Нишкомаев. Не оплошай, Демьян!” И он почувствовал вдруг то тревожно-настороженное состояние, какое обычно бывает в разведке. “Демьян, где ты сейчас?”
“А может быть, — размышлял в свою очередь Демьян, — Николай уже прочитал мое послание и тревожится за нас. Не спит, конечно. До утра глаз не сомкнет…”
Разведчики благополучно миновали передний край, густым перелеском обошли немецкий патруль, охранявший дорогу к станции, и остановились в развалинах небольшого ремонтного заводика, что располагался на окраине Ключей. Давняя бомбардировка разрушила его до основания. Рваные листы железа, причудливо изогнутые прутья арматуры, торчащие из железобетона, как оголенные ребра, раскиданные взрывами станки — все смешалось, образовав несокрушимую баррикаду с тайными ходами, подземными казематами. Разыскать человека в таком хаосе было почти невозможно.
Демьян, осматривая остовы цехов, обнаружил в одном незасыпанный ход, ведущий к канализационному колодцу.
— Не провались, Вакула, — предупредил он Нишкомаева. — Яма.
— Ага, — откликнулся тот.
Киреев подвел группу к черному, дышавшему сырой свежестью пролому, обращенному в сторону станции, погруженной во мрак, и сел на бетонную плиту.
— Уточняю задачу, — проговорил он, скользнув тонким лучом зачехленного карманного фонаря по сосредоточенным лицам разведчиков. — С прошлой вылазки мне известно, что по тропе возле этого пролома каждые три часа проходят патрули. Отсюда до караульного помещения они двигаются двадцать минут. Времени вполне достаточно, чтобы взять “языка” и запутать следы. Все ясно? Сейчас двадцать три часа тридцать минут. Гитлеровцы не могли изменить распорядок патрулирования: они пунктуальны. В час тридцать встретим “гостя”. Федотов, организуйте наблюдение. Я тем временем попытаюсь проникнуть на станцию.
— Товарищ лейтенант!
— Отставить разговоры! В Ключи иду один. Рисковать не будем. Если не вернусь, выполняйте задачу! Кстати, не забывайте, что самовольство может привести нас к гибели. А не выполнить задание командования, — значит, сорвать операцию.