С нами был Уолтер — мы собирались поужинать вместе после концерта. Он с испугом воззрился на сцену.
— Бог мой, — выдохнул он. — Вам нельзя выступать, пока публика так настроена.
Тем временем к нам подбежал директор.
— То есть как нельзя? — ужаснулся он. — Они должны выйти, иначе народ взбунтуется. Как раз оттого, что они не вышли вовремя — вы уж простите, леди, — заварушка и началась.
Директор вытер взмокший лоб. Похоже было, однако, что потасовка на сцене идет к завершению. Бросив взгляд на меня, Китти кивнула.
— Он прав, — сказала она Уолтеру. И бросила директору: — Пусть объявляют наш номер.
Директор спрятал в карман платок и проворно, пока она не передумала, поспешил прочь; Уолтер, однако, глядел мрачно.
— Вы уверены? — спросил он нас обеих.
Он обернулся к сцене. Буянов благополучно вывели, певца усадили на стул напротив нас, за кулисами, и дали ему стакан воды. Сабо, вероятно, кто-то бросил обратно на сцену или их доставила какая-то добрая душа; во всяком случае, они аккуратно стояли под стулом, рядом с его босыми побитыми ногами. Из зала, однако, все еще доносились свист и выкрики.
— Вы не обязаны туда идти, — продолжал Уолтер. — Неровен час, они чем-нибудь кинутся, могут вас ушибить.
Китти поправила воротничок. Тут мы услышали рев и топот: это объявили наш номер. Упорно пробиваясь сквозь шум, зазвучали первые такты начальной песни.
— Если они что-нибудь швырнут, — быстро шепнула Китти, — пригнемся.
Кивнув мне, чтобы я следовала за ней, она шагнула вперед.
Прием, после всего скандала, оказался очень благожелательным.
— Как настроеньице, Китти? — крикнул кто-то, пока мы, пританцовывая, приближались к освещенному краю сцены. — Что стряслось: заплутали в тумане?
— Уличная давка, будь она неладна, — крикнула в ответ Китти; вот-вот нужно было вступать, и она с каждым шагом все глубже перевоплощалась в персонажа песни. — Правда, вчера, когда мы вдвоем прогуливались, было еще почище. Полдня добирались от Пэлл-Мэлл до Пикадилли.
И плавно, без перехода — вместе со мной, прилепившейся к ней теснее и преданнее тени, — она завела песню; мне оставалось только подхватить.
Закончив, мы вернулись за кулисы, где ждала с костюмами Флора, наша костюмерша. Уолтер держался поодаль, но, когда мы появились, прижал к груди кулаки, а потом потряс ими в знак триумфа. Весь зарозовевший, он облегченно улыбался.
Второй наш номер, песня «Алое сукно» (ее мы исполняли в костюмах гвардейцев: красные мундиры и шапки, белые портупеи, черные брюки — загляденье), прошел на ура; беда приключилась во время следующего.