— Нет, ну, в самом деле, что это за штука такая?
— Я могу только высказать свое личное мнение. Если вас интересует строгое определение, обратитесь в Академию.
— Ты мне объясни по-простому. Без выкрутасов.
— Бесчестный человек — это то же самое, что и подлый. Можно сказать, что если у человека все в порядке с честью, то его никогда и никто, включая злейших врагов, не назовет подлецом. Как сохранить свою честь? Надо внимательно следить, чтобы к твоему имени не приставала грязь. Должны быть полностью исключены следующие проступки и нарушения морали: предательство, наветы, убийство беззащитных, сквернословие, обманы, нарушение слова, воровство, грабежи, непочтительное отношение к родителям и прочее в том же духе…
— А если ты бережешь свою честь, бережешь, а враг на тебя злобный поклеп возвел?
— В таких случаях было принято вызывать обидчика на дуэль. Подлец должен был кровью заплатить за свое черное дело.
— Но, черт побери, если я буду отстаивать свою честь на дуэли, в меня же тоже будут стрелять!
— Конечно.
— Какая глупость! Ты, Григорий, рассказал очень интересно. Но как же жить, если ничего нельзя? Ни тебе тактики, ни стратегии…
— Жить? По совести. Совесть — это такое свойство человеческого организма, заставляющее людей охранять свою честь.
— Ты еще и совесть сюда приплел! А слышал ли ты когда-нибудь о революционной целесообразности? Она, Григорий, все твои наивные разговоры перевешивает.
Он помолчал, а потом спросил:
— Почему ты не включил в список проступков своеволие?
— Честь, товарищ А., подразумевает, что человек лично отвечает за свои поступки, то есть, берет ответственность на себя. Например, никогда не выполняет преступных приказов.
— Теперь я уразумел, почему у нас в Союзе ССР честь не прижилась. Вредная это штука. Вот, что я тебе скажу.
— Что это вы заинтересовались такой неожиданной проблемой?
— Придумал Хозяин новый лозунг. Хороший, мне понравился, но не все в нем понятно.
— А что за лозунг?
— "Партия — честь, ум и совесть рабочего класса"…
— Да-а-а…
— Общая идея понятна. Пролетарии должны раз и навсегда отделаться от несвойственной им морали эксплуататорских классов. Ясно, что эти функции должны осуществляться централизованно, есть, кому за всем этим хозяйством проследить. Но вот когда цепляешься за частности, многое ускользает. Про честь, например…
— Приходите, обсудим.
— Так я зайду?
— Приходите, приходите…
* * *
И вот Нил отправился в Берлин, а у меня начались именины сердца, золотые денечки. Обо мне забыли. То есть, совсем забыли. Даже товарищ А. больше не заходил ко мне. Дела, надо полагать, заели… Какие — не знаю, у меня хватило ума не интересоваться задумками большевиков и не мозолить глаза занятым людям. Подозреваю, что начальники уверили себя — Корольков все силы отдает оживлению вождя — и посчитали невозможным для себя находиться поблизости. Сами понимаете, в случае неудачи — расстрел, а если случайно, ненароком, что-нибудь и получится — все равно расстреляют. Процентов на девяносто… Кстати, надо подготовить пути отхода…