О, как унижали Его неподобающие выходки этой твари! Бывали дни, когда шлагбаум поднимался каждые полчаса! Ребенок-мозг ощущал, как между ног у Него вырастает необузданный альпеншток, с нечеловеческой силой тянувший Его к образу Люсии, словно палец, указывающий одно и то же направление. "Что ты хочешь сказать?" - спрашивал Луи у Своей запятой и никак не мог сосредоточиться из-за этого упрямца. Однажды Ему даже случилось отложить в сторону Фому Аквинского ради развратного романа восемнадцатого века - а ведь в былые времена Он относился к подобному чтиву с глубочайшим презрением! Игривые сцены и гривуазные речи персонажей распалили Его до такой степени, что корешок проснулся опять и стал ярко-красного цвета. Бог знает, почему Его желание, до сих пор остававшееся неутоленным, не нуждалось в дополнительных стимулах и нарастало по самому пустячному поводу. Стоило Ему, к примеру, подумать: "Пусть Люсия даст Мне свою грудь, позволит припасть к своим соскам", как из масленки изобильно изливалась смазка, а нос стручка багровел. Он одергивал себя - герою извилин не подобает так срамиться. Ну и дела!
* * *
В это время у Него появилась постыдная привычка - Он ублажал себя посредством изображений Люсии. Для этой мерзости Он использовал специальную перчатку, созданную для Него и позволявшую осязать воображаемую поверхность, меняя ее по своей воле, ощущая холод и тепло, гладкую кожу и шероховатости. Благодаря развратным возможностям перчатки, Он задирал Люсии юбку, засовывал пальцы под трусики. Его змееныш напрягался, шипел, и Он обхватывал эту штуку свободной рукой, изо всех сил приближая момент освобождения. О, о, пусть оно выйдет, невозможно больше терпеть, и, когда наступал миг плотского экстаза, это истекало само собой, а Он начинал в восторге кружиться по Своему жилищу, испуская вопли австралопитека. Затем, впадая в бешенство из-за этого псевдоизвержения, Он набрасывался на лик девушки - вырывал ей язык, таскал за волосы, выкалывал глаза, совершая сей кощунственный акт со всеми изображениями Люсии. Эти исступленные выходки не приносили Ему покоя: новообретенная похоть распоряжалась Им по своему усмотрению, взору Его являлись пышногрудые красотки, задастые и губастые шлюхи, манившие к разврату. И наш багровеющий молодец вскидывал Свой пистолетик при каждом мираже.
Он приходил в отчаяние, сознавая, что будет обладать Люсией только на картинке. А Ему страстно хотелось сжать ее в объятиях и ласкать властной рукой. Она была нужна Ему сейчас, немедленно, и плевать Он хотел на "начало всех начал", на "конечную цель". Увы, как Он ни прикидывал, пытаясь найти выход из этого положения, все было тщетно. Даже если Он покинет Свою темницу, останется непреодолимое препятствие - Его рост. У Мамы он мог держать Люсию на ладони, но в жизни Люсия могла бы взять Его на руки, поскольку была выше голов на пять и весила в три-четыре раза больше. Конечно, Луи знал наизусть все сказки о любовных похождениях гномов, об их способности проникать в любое лоно, но Ему было трудно представить Себя мужем Люсии, - мужем, которого она будет возить в колясочке или носить в рюкзачке на спине. После долгих лет заключения Ему уже не вырасти.