Пока же «строители», что называется, выпускали пар, и делали они это с неизбывным трудовым энтузиазмом.
От ближнего к лесу костра уносились вместе с дымом к небу слова бессмертного шлягера всех времен и народов: «В натуре, в натуре, к любой козырной шкуре…» Джентльмены удачи, обхватив колени руками, которые у большинства были, фигурально выражаясь, по локоть в крови, пьяно покачивались и сиплыми голосами выводили отчетливо и старательно, будто молитву, слова, боясь в глубине души, что не сбудется эта золотая мечта… И кое-кому придется вместо широкой, мягкой, цивильной кровати прилечь на шконку. Однако никто и помыслить не мог, что такой исход был бы для каждого из них счастьем…
* * *
— Повезло, однако, — заметил, успокаивая собак, Афанасий, вновь превратившийся в дремучего таежного следопыта. — От реки уходят.
— Почему? — удивился я. — Логики никакой…
— Есть, однако. Выше по течению Чулым резко к югу поворот делает. Потом — опять на север и снова на юг. Петляет. По тайге путь вчетверо короче. Тем более вечереет…
Томский Чингачгук умолк, но я и так понял, что банде в любом случае нужно где-то расположиться на ночлег. И если, говоря по-армейски, путь ее к месту постоянной дислокации не близок, то сегодня раскинут они бивак посреди леса. А утром бандиты продолжат путь. По земле ли, по воде — неважно.
— Какой у них запас по времени? — уточнил Семен.
— Часа два, два с половиной? — Афанасий вопросительно взглянул на сына. Макар молча кивнул. — Да, так и есть. Догоняем.
— Ладно, Большой Змей, веди своих бледнолицых братьев, — закончил я краткий военный совет. — И не забывай о судьбе Сусанина.
Охотник хмыкнул и скорчил рожу. Рожа удалась, хотя исполнитель не сильно напрягался.
«Жаба» меня в тот момент, конечно, душила, но не слишком. Хотя девяносто штук «зеленых» — деньги немалые. В нашем извращенном мире даже большая кровь куда дешевле стоит. Но денег мне жалко не было. Мне было невыносимо больно, что опять в мою тихую — такую недолго тихую — жизнь снова без спросу вломились уроды в грязных сапожищах. Они этими сапожищами по душе моей, пусть и неправедной, потоптались.
И я понял: не жить им.
* * *
Третий костер был самым ярким. Вокруг него расположилась большая часть банды — человек десять, — попивая водку, коньяк, виски, текилу и заморское пиво «Грольш». Все это считалось законной добычей, и каждый торопился усвоить свою долю прежде, чем до нее доберется сосед. Умопомрачительная смесь туманила и без того не слишком светлые мозги, развязывала языки — и каждому налетчику позарез требовалось поведать приятелям о своих скромных подвигах. Перебивая друг друга, герои хвастали взахлеб: