– Ну, – наконец сказала она, – раз так…
И ушла.
Наскоро перекусив, они бросились на вокзал. Вскочив на подножку,
Женя спросила, приедет ли Андрей на следующий день встретиться с нею.
– Завтра в два я буду у памятника Шиллеру, – сказал Андрей. - Там все встречаются. Известное место.
Двое молодых людей в одинаковых крапчатых кепках с пуговкой, оттолкнув Андрея, едва успели втащить в вагон этажерку. Женя махнула рукой из-за их спин. Поезд тронулся.
Когда Андрей вернулся домой, Кувалда в кухне допивала вторую бутылку водки.
– Значит, счастлив, – отчетливо проговорила она, не поворачиваясь к Фотографу. – И любишь. И хочешь, значит, чтоб всегда так было…
Он с изумлением уставился на нее.
– А если хочешь, чтоб – всегда, – тягуче продолжала Кувалда, – больше с нею никогда не встречайся. Никогда. – Она наконец посмотрела на оторопевшего Андрея и с беззлобной усмешкой повторила: – Никогда. Живем-то всего дважды.
– Дважды? – тупо переспросил Андрей.
– Всяк просит Господа перед смертью о второй жизни, точно зная, что вот уж она-то и будет настоящей, и успевая прожить ее в предсмертном хрипе, стоне и блеве. Так сделай это сейчас, чтоб не жалеть потом. Проживи по-настоящему. И тогда-то у тебя не будет ничего и никого, кроме нее. Не по силе? Мало кому по силе.
– Три минуты, – глухо пробормотал Андрей.
– Чего?
– Да я про жизнь, – сказал он, поднимая налитый Кувалдой стакан. – Неинтересно.
Эту историю Андрей Фотограф рассказал мне двадцать шесть лет спустя, когда мы пили пиво в Красной столовой. Он был известным в городке человеком, прославившимся тем, что делал блистательно лаконичные и трогательные надписи на надгробиях и обручальных кольцах (пятерка за строку прозы, десятка – за стихотворную).
Весь городок знал надпись – его авторства – на могиле главного городского обормота и пьяницы Кольки Урблюда: "Лежал бы ты – читал бы я". На его фотографиях были запечатлены все жители городка, их жизнь от рождения до смерти. Раз-другой в месяц, подкопив денег, он исчезал на несколько дней из городка, но всякий раз возвращался – помятый, небритый, с виноватой улыбкой на обрюзгшем лице, – чтобы вернуться к обязанностям "мастера смерти", как он сам это называл, – вновь и вновь останавливать мгновения и выдавать их клиентам строго по квитанциям…
– И ты так и не встретился с нею?
Он странно посмотрел на меня и проговорил с улыбкой:
– Но зато у меня ничего и никого настоящего, кроме нее, в жизни и не было. А она – была. Понимаешь?
– Была?
– Была, – пьяно кивнул он. – Живем-то всего два раза, чего ж непонятного…