— Я не знаю. Она живёт совершенно одна в таком большом доме, и она одинока… А теперь с этим флебитом (прим. перевод. — воспаление вен) ей будет трудно передвигаться.
Солнечный свет полосками падал на лицо её мамы, образуя тени.
Она говорила спокойно, но неестественно, как будто с трудом сдерживала сильные эмоции.
— Кэсси, у меня с твоей бабушкой были некоторые проблемы, но мы — всё ещё семья, и у неё больше никого нет. Пришло время похоронить наши разногласия.
Мама никогда не говорила так свободно о ссоре с бабушкой.
— Какие разногласия, мам?
— Теперь это не имеет значение. Она вела меня той дорожкой, которой я не хотела следовать. Она думала, что поступает правильно… А теперь она совсем одна, и ей нужна помощь.
Тревога окутала Кэсси. Бесспокойство о бабушке, с которой они никогда не виделись — и что-то ещё. Тревога при виде лица её матери, которое было таким, словно она собиралась сообщить плохую новость, и у неё не было времени подобрать подходящие слова.
— Кэсси, я много думала об этом, но у нас есть только один выход. И мне жаль, потому что это будет означать разрушение твоей прошлой жизни, и это тяжело скажется на тебе… но ты молода. Ты приспособишься. Я знаю, ты сможешь.
Болезненный приступ паники прошёл сквозь Кэсси как выстрел.
— Мама, всё в порядке, — сказала она быстро, — Ты останешься здесь и сделаешь то, что тебе нужно. Я могу подготовиться к школе сама. Это будет легко. Бет и Миссис Фриман помогут мне…
Мать Кэсси покачала головой, и внезапно Кэсси почувствовала, что ей необходимо продолжить, перекрыть всё потоком слов.
— Мне не нужно много новой школьной одежды…
— Кэсси, мне так жаль. Мне нужно чтобы ты попыталась и поняла, милая, будь взрослой. Я знаю, ты будешь тосковать по друзьям. Но ведь мы обе должны сделать как лучше.
Мама, не отрываясь, смотрела в окно, словно не могла решиться посмотреть на Кэсси.
Кэсси продолжила очень тихо:
— Мам, что ты хочешь сказать?
— Я говорю, что мы не едем домой, или, по крайней мере, назад в Резеду (прим. ред. — родной город Кэсси). Мы поедем в мой дом, чтобы быть ближе к бабушке. Она нуждается в нас. Мы останемся там.
Кэсси не ощущала ничего, кроме удивительного равнодушия. Она могла только глупо спросить, будто это имело значение:
— Где «там»? Где живёт бабушка?
Впервые за это время её мать отвернулась от окна.
Её глаза казались больше и темнее, чем когда-либо.
— Нью-Салем, — сказала она тихо, — Город называется Нью-Салем.
Часы спустя, Кэсси всё ещё безучастно сидела перед окном. Её мысли бесполезно и беспомощно кругами крутились в её голове.