Нонна сейчас же уснула. А фрау Татьяна вошла в свою холодную спальню (здесь считали полезным спать в нетопленных комнатах), легла на широкую двухспальную кровать и, закинув руки за голову, до утра пролежала с открытыми глазами.
Она думала о том, что с появлением Нонны все чаще и чаще вспоминает Москву и свою далекую юность. Тоска по родине, так тревожившая ее прежде, стала донимать снова. Она расспрашивала Нонну о подробностях московской жизни, даже о мелочах, и о людях, которых еще помнила. Она со страхом думала о том, что будет, если, несмотря на все ухищрения ее и Курта, придется все же расстаться с Нонной.
Она надеялась, что в советском посольстве продлят Нонне визу и разрешат выехать из Мюнхена в Париж. А там светская жизнь увлечет девушку, как когда-то она увлекла молодую Татьяну Соловьеву… И она забыла свою страну. Забыла ли? Оказывается, нет.
Фрау Татьяна закрывает глаза, и в памяти ее возникает мощенная крупным старинным булыжником Красная площадь… Она, молодая девушка, весенними сумерками идет по площади. Рядом юноша с мягким девичьим профилем… Ее первая любовь. Потом он стал известным хирургом. Она несколько раз слышала о нем по радио, давно слышала… Она не спросила о нем племянницу. Боялась: а вдруг его уже нет… Время идет, идет – и все меньше остается тех, с кем была связана ее юность. Из родных теперь осталась только Нонна. И страшно отпустить ее, снова остаться одной…
Занятому человеку, такому, как фрау Татьяна, нелегко терять день, но выхода нет. Она решает утром же везти Нонну в посольство. Кстати, у нее есть в Бонне кое-какие дела.
Сереньким промозглым утром они ехали в поезде Мюнхен – Кёльн. В большом купе с окном во всю стену они расположились вдвоем, хотя тут было шесть глубоких кресел с подушечками для головы.
Нонна разглядывала пробегавшие мимо деревни с однотипными каменными строениями. Из-за потемневшего, осевшего снега и мокрой земли со втоптанными в нее прошлогодними листьями селения казались не по-немецки запущенными.
Поезд мчался мимо маленьких, еще только просыпавшихся городов, улицы которых были забиты велосипедистами, спешившими на работу. Торговцы открывали свои магазины. Женщины поспешно протирали стекла витрин, дверные ручки. Швабрами мыли асфальт возле своих магазинов.
Всю дорогу тетя Таня предавалась воспоминаниям юности. Она говорила об отце Нонны, о ее матери, но больше всего – о бабушке, героине будущей кинокартины.
На одной из станций к ним в купе вошла молодая белокурая женщина с двумя детьми. Мальчик лет десяти нес увесистую кошелку с продуктами. Годовалую девочку мать держала на руках.