Мгера похоронили без меня. Клава рассказывала, что была выполнена обычная церемония, возложены венки, произнесены прочувствованные речи. "Нелепый случай вырвал из наших рядов…" В моей душе осталась пустота, но это было еще полбеды. Остался пустым и южный участок, где незримо и неслышно зрели "зубы дракона", посеянные Организацией, где притаились тридцать броневиков, готовых в любой момент зарокотать двигателями, двинуться на север…
Второй неприятной новостью — беда никогда не приходит одна — стало известие о том, что Игорь Струпинский, мой преемник в деле о «Суассоне», уволился и организовал частное сыскное агентство. Существовала вероятность того, что он займется поисками бриллианта самостоятельно, в таком случае, на него немедленно выйдут люди Организации, и тогда в их руки рано или поздно попадет подлинный текст памятной записки Виктора Богдановича. Чем это грозило мне, я понимал достаточно хорошо.
Так что последние дни моего отпуска были омрачены, и никакие усилия Вероники поднять мне настроение не помогали. Мы вернулись в Город почти в состоянии ссоры. Слякоть и дождь, которыми меня встретили родные места, мне даже как-то понравились, как щепотка соли после приторно-сладкого блюда. А может быть я переусердствовал в любовных утехах и, не признаваясь себе самому, рад был немного от них отдохнуть.
Поэтому, когда в один ненастный вечер раздался звонок в дверь и на пороге появилась тощая фигура в просторном плаще, я очень обрадовался.
— Привет, Гриша! Каким ветром?
— Вот, бросили на укрепление колхозов, — как всегда понес он чепуху. — Говорят, уборка сахарной свеклы под угрозой, а Москва любит пить чай внакладку. Угостишь чашечкой? Как это: "Да не минует меня чаша сия…"
По заведенному обычаю мы отправились на кухню. Между прочим, имея обыкновение есть самим на кухне и принимать там не слишком важных гостей, мы тем самым как бы ставим себя в положение "людей второго сорта": прислуги, лакеев, горничных. Когда-то на кухне угощали прачку, дворника или городового, пришедших поздравить господ с праздником. Насколько же выше развито чувство собственного достоинства у мелкого чиновника-англичанина, который даже в колониях, даже обедая в полном одиночестве, не позволяет себе садиться за стол, не переодевшись! В такой традиции есть глубокий смысл, это не просто причуда или снобизм, а средство всегда поддерживать себя в форме, не давать распуститься, расхлебаться, к чему мы, увы, так склонны испокон веков. Можно возразить: так удобнее, ведь мы и впрямь каждый "прислуга за все", у нас нет лакеев, как нет посудомоек и горничных. Но ни в Америке, ни в Европе, где в домах среднего класса все, как и у нас, ложится на плечи членов семьи, никого, даже близких друзей, заглянувших на огонек, на кухне не принимают. Впрочем, там и «случайных» визитов без предупреждения тоже почти не бывает, сказывается воспитание и всеобщая телефонизация. И там гостей не кормят, как будто они приехали из голодающего Сомали, а скромно угощают коктейлями.