И, однако, он разглядывал их, а особенно – Розу. Её растрепавшиеся волосы стояли нимбом вокруг головы, щёки и уши были пунцовыми, обведённые кругами глаза блестели, но в них нечего было прочесть, зато трепещущий рот придавал лицу величественное и чуть порочное выражение, какое бывает после долгого объятия. К тому времени, когда шампанское и разговоры иссякли, она выглядела такой измученной, что Бернар начал опасаться, как бы она не раздумала пойти с ним…
Но она вдруг поднялась и, держась очень прямо, объявила, что идёт спать.
– Я хочу лечь не меньше вашего, – сказал Бесье, – но позвольте мне произнести ещё один тост: за ту, что слышит и видит нас…
Он поднял свой стакан и закатил к небу свои водянисто-голубые, помутневшие от выпитого вина глаза. Боннемен, проследив за его взглядом, ошарашенно уставился на розовую луну – вернее, половинку луны, которая вплывала в квадратик неба над патио.
«Вот тебе и раз! Как же я забыл о луне? А, была не была! Чёрт с ней! Луна во второй четверти, да ещё окутанная лёгким туманом, не может светить слишком ярко… Нет уж, дудки, луне нам не помешать…»
– Ну ладно, – мрачно произнесла Одетта, – я тоже иду спать. А вы, Бернар?
– Но-но! – отозвался Боннемен. – Я разве кому-нибудь что-нибудь обещал? Я-то человек холостой… Я-то не собираюсь отказываться от наслаждений, которые щедро дарит Африка…
Когда все трое направились к лестнице – лифт был ещё в проекте, – он почувствовал, что его силы и терпение на исходе. Последнее проявление общительности стоило ему неимоверного усилия: он заставил себя помахать рукой и что-то сказать в ответ на «доброй ночи» Бесье, который поднимался по ступенькам вслед за Розой. «У него же походка старика. И спину он сутулит, как старик…» Но прежде чем троица скрылась из виду, ему показалось, что ладонь «старика» легла на ягодицу Розы. Пролётом выше, на втором повороте лестницы, он увидел, как обе женщины далеко опередили Бесье.
«Померещилось… Стакан или два лишних…» Он вопросительно взглянул на половину луны, которая была теперь прямо над головой. «Ни облачка, как нарочно. А, ладно». Он дождался, пока маленькие испанцы в белых, пестреющих пятнами куртках уберут со стола, попросил стакан воды со льдом. «От меня пахнет вином и табачным дымом. Впрочем, от Розы, наверное, тоже. Слава Богу, она женщина, которую не пугает всё связанное с человеческим телом, настоящая женщина…»
Он не сводил глаз с освещённого окна Розы. «Сейчас она чистит зубы, налив в стакан побольше душистого эликсира. Проделывает множество манипуляций со своим лицом и телом – на мой взгляд, совершенно излишних. Болтает с Одеттой через закрытую дверь – или дверь открыта?.. Мне ещё ждать и ждать».