Понятие "образцовых" заведений - образцовых войсковых частей, образцовых тюрем, образцовых предприятий и т. д. - первоначально имело методологическое значение, как пример для подражания в данной отрасли, но затем приобрело совсем другой смысл - как демонстрационные образцы, как выставочные экземпляры, как то, чей образ-образец не стыдно показывать.
Сказать, что русская культура естественно зрелищна, также не верно, как и сказать обратное - что она равнодушна к зрелищности. Скорее, она озабочена своей зрелищностью, для нее зрелищность является проблемой. Экономические и военные структуры Запада всегда казались недосягаемыми для России именно тем, что они не только выполняли свои функции, но еще при этом умудрялись хорошо выглядеть.
В советских, а теперь и в российских вооруженных силах существует странное понятие "показушных" соединений. Некоторые элитные дивизии ("Кантемировская", "Таманская" и др.) созданы не только для несения воинской службы, но и для создания зрелища - "для показухи". Они нужны для того, чтобы их "показывали", к их боевым функциям относится хорошо выглядеть. К ним прилетают высокие комиссий, их показывают иностранным военным делегациям, туда пускают журналистов и водят экскурсии допризывной молодежи. Там, как утверждают военные анекдоты, листья деревьев красят зеленой краской, а колеса автомобилей - гуталином. Но вот странность: те инвестиции, которые вкладываются во внешний вид - они же, неким естественным образом, превращают эти дивизии в самые боеспособные соединения российской армии. Не в том ли дело, что слово "вид" - буквальный перевод греческого слова "идея", и забота о виде дивизии - это попытка привести ее в соответствие самой идее воинского соединения, к "вседивизионности"?
К поднятой в "Омон Ра" теме тотальной имитирующей пропаганды Пелевин возвращается в романе "Generation "П"", но с одной существенной поправкой, и поправка эта вызвана к жизни не только творческой эволюцией автора, но самим ходом истории, распадом СССР. После крушения тоталитаризма средства имитации перестают быть послушными орудиями диктатуры, но не исчезают, а приобретают автономное существование. Главный герой романа, клипмейкер Татарский, не может не предположить, что управляющие государством "средства электронной коммуникации" все же являются орудием некой тайной диктатуры, но, в конце концов, убеждается, что нет диктатуры более могущественной, чем диктатура самой виртуальности.
Выраженная во вставном трактате философская идея романа заключается в том, что поскольку телевидение делают люди, а сознание людей формируется телевидением, то, таким образом, суть современной социальности заключается в самодостаточном, закольцованном существовании телевизионного изображения. В современном мире нет человека, человек редуцируется к телевизионному изображению, которого - по сути, в конечном итоге - тоже нет, поскольку оно лишь изображает, копирует реальность, а реальности нет. Начало этой идеи положено в рассказе "Папахи на башнях", в котором чеченские террористы во главе с Басаевым захватывают московский Кремль. Развращенная телевидением Москва превращает эту боевую операцию в грандиозное телевизионное шоу, известные эстрадные звезды сами приходят в заложники, ибо террористы обеспечивают им необходимый для дорогостоящей рекламы видеоряд. Загнанный в угол Басаев с немногочисленными оставшимися верными сторонниками начинают выглядеть как кусок подлинной реальности, окруженный со всех сторон виртуальными сущностями. Окончания этой тенденции мы видим в "Generation "П"", где "подлинная", т. е. существующая не для видимости реальность исчезает полностью - не остается даже последних кусков, и где из виртуальной реальности исчезают живые люди - остаются лишь изображения. "На самом деле" не существует ни Ельцина, ни Березовского, ни Басаева.