В современной российской фантастической литературе первая популяризаторская - стратегия легитимации практически не используется, в то время как в момент зарождения НФ "оправдание" часто становилось основой сюжета. По имеющимся сведениям, на Западе в собственном смысле слова научная фантастика переживает свое возрождение. Но в целом можно сказать, что взаимоотношения текста фантастического романа и содержащихся в нем фантастических элементов эволюционируют от романа-обоснования через роман с обоснованиями к роману без обоснований. В развитии научной фантастики совершенно явственно прослеживается постепенная редукция самооправдания. Иногда это связывают с тем, что популяризация технических новшеств была эстетически тупиковым путем, и поэтому литература при первой же возможности ушла от него. Однако популяризация науки и техники и сегодня может быть интересна для публики - хотя она сравнительно редко проводится в рамках художественной литературы. В любом случае, техника есть лишь один из возможных субстратов фантастического, а редукция оправдания может наблюдаться и на ином субстрате.
Татьяна Чернышева отмечает, что по мере развития научной фантастики частные мотивировки фантастического поглощаются более общими "мотивировками. Наиболее же общей мотивировкой стала идея "мифологического времени пространства", в котором возможно все. "Эти мотивировки - "мифологическое время и мифологическое пространство" -настолько широки, что могут быть признаны почти универсальными, так что не требуют практически никаких частных мотивировок: отнесение действия в далекое будущее или в другие галактики само собой объяснит и появление необыкновенного прибора, и существование мыслящего океана (С.Лем) или Мешка (Моррисон)"50).
С мнением Чернышевой можно полностью согласиться, однако процесс поглощения частных мотивировок общими является лишь частным случаем более общего процесса редукции мотивировок вследствие увеличения прецедентов фантастического в коллективном литературном сознании. В XIX веке жанр научной фантастики только складывался, и он еще не был вполне "легитимен" как литературное явление. Поэтому он уделял первостепенное значение собственному методу. Однако каждое новое научно-фантастическое произведение, с одной стороны, воспитывало привычку в читателе, а с другой стороны создавало прецедент, на который скрытым образом могли ссылаться последующие авторы. "Мифологическое пространство" научной фантастики, по мнению Чернышевой, является аналогом специфического пространства волшебной сказки, особенность которого заключалась в том, что в нем возможно все, что угодно, любое чудо. Но такое пространство вовсе не было некой новой фантастической идеей, до которого не додумался Жюль Верн, но которую придумали позднейшие писатели. Скорее, такое пространство стало следствием общего впечатления, возникшего в сознании читателя, "проглотившего" большое количество фантастических произведений. В сознании читателя, поднаторевшего в фантастике, сама собой складывается "сказочная атмосфера" - он начинает понимать, что в фантастике возможно все что угодно. После того, как у фантастики появился опытный читатель, фантасты стали вместо придумывания развернутых мотивировок фантастического ограничиваться общим указанием на "мифологическое", или вернее фантастическое, пространство, в котором царит соответствующая атмосфера сказочной вседозволенности. В этих условиях фантастам стало гораздо проще сознательно использовать мотивы старых сказок и само "сказочное пространство".