* * *
Когда Ире Турецкой приходилось с кем-то знакомиться и на дежурный вопрос о профессии отвечать «Пианистка», ее собеседники обычно впадали в состояние легкого шока. Потом начинались охи и ахи. При этом все почему-то дружно воображали, будто если в доме имеется пианистка, так она сутками восседает за белоснежным «Стейнвеем», творя великие интерпретации. А все остальные члены семейства ходят на цыпочках. В мягких тапочках. По одной половице. Вначале Ира пробовала разубеждать. Потом махнула рукой.
Она чистила картошку, начиная готовить обед. Вчера вечером Сашу выдернул из-за стола какой-то чумовой звонок. К тому, что мужу звонили в любое время суток, Ира успела привыкнуть. Потом Саша сам вцепился в телефон и наконец отбыл куда-то, прикрыв курткой кобуру с пистолетом. Вот к этому она привыкнуть никак не могла. Всегда страшно переживала.
Ей удалось дозвониться до него только утром. Сказал, что жив-здоров и все в порядке, вот только голос был расстроенный и усталый. Он не сказал, когда придет, но Ира по опыту знала: задержится.
Она вздохнула. Свою семейную жизнь она никак не могла назвать рутинной или скучной.
И еще этот неожиданный гость...
Когда Ира размачивала слипшиеся бинты, он попросил ее: «Супруг ваш если выйдет на связь, вы уж сделайте милость, не говорите ему, что я здесь. Хорошо? У нас с ним сейчас разногласия, зачем беспокоить занятого человека... А к тому времени, когда он появится, я уже уйду».
Жизнь с Турецким давно отучила ее чему-либо удивляться. В том числе и более чем странным взаимоотношениям мужа с людьми даже менее понятными, чем этот Алексей Снегирев. Ира только поинтересовалась: «Потом-то хоть можно будет ему про вас рассказать?» Алексей улыбнулся: «Потом — сколько угодно...»
Чтобы он мог вымыться под душем, она дала ему резиновые перчатки.
...Ира ощутила спиной его присутствие, обернулась и увидела своего гостя. Он стоял босиком, в майке и спортивных штанах, и смотрел на нее, прислонившись плечом к косяку. Он держал руки перед грудью: наверное, кровь болезненно приливала, если опустить. Похоже, он стоял так уже некоторое время. Ира не слышала, как он подошел, хотя пол в коридорчике обычно немилосердно скрипел.
Она почему-то смутилась, почувствовала себя забеганной, неприбранной и лохматой и принялась счищать с пальцев налипшие картофельные очистки:
— Я, конечно, по первому разряду вас принимаю. В бриллиантах и выходном платье. Вы садитесь, Алеша. Что вам приготовить?
Его одежда, выглаженная и чистая, аккуратной стопочкой лежала на подоконнике. Он устроился на ставшей родной табуретке у холодильника и сказал: