Пиппа продолжала гладить кошку. Вообще‑то было бы куда приятнее сбросить с себя тяжкое бремя тайны или по крайней мере разделить его, лучше всего с Робином. Он, как и она, никогда не выдаст Пен. Скорее умрет!.. Но ведь Робин терпеть не может Оуэна д'Арси. Ну и что? Какое это имеет отношение к Пен? Зато, быть может, он поведает что‑нибудь об этом таинственном шевалье.
Пиппа решилась.
— Тебе, наверное, не понравится… — начала она, не отваживаясь продолжать. Робин понял.
— Это связано с д'Арси?
Пиппа кивнула:
— Да… Ой, ты знаешь, она сказала, у нее страсть!
— Что?!
— Не понимаешь? Четыре дня страсти!
Робин с отвращением скривился.
— Что ты мелешь? Пен никогда в жизни не употребила бы таких слов!
Пиппа пожала плечами:
— И все‑таки она выразилась именно так. — Со значением помолчав, она добавила:
— Но, если хочешь знать, я ей не поверила. Думаю, это отговорка. Предлог.
— Для чего?
Пиппа Понизила голос, словно кто‑то мог подслушать.
— Не понимаешь? Я почти уверена, это связано с ее ребенком.
— Опять? — почти крикнул он. — Но ведь она уже переболела этим! И выздоровела… Неужели болезнь вернулась?
— Не думаю, что от этого можно выздороветь, — тихо сказала Пиппа. — Просто перестала говорить об этом с нами, но в ней самой все осталось по‑прежнему.
Судя по обеспокоенному лицу Робина, она понимала, что он разделяет ее предположения. Ей все же хотелось услышать его мнение о другом… то есть о том же, но с иного края.
— Робин, — произнесла она нерешительно, — я… мне хочется от тебя узнать…
— Не заикайся, спрашивай, Пиппа, — раздраженно бросил он.
— Я хочу знать, — сказала она окрепшим голосом, — как ты сам считаешь: может так быть, что Пен права? Что ребенок…
— О чем ты говоришь? — прервал он ее. — Подумай сама.
— Вот я и пытаюсь, Робин. Как ты думаешь: отчего она не оставляет этой мысли все время… так долго… если за ней ничего не кроется? Ты же не можешь утверждать, что Пен сошла с ума, что она… ненормальная? Я, например, таких разумных, как она, вообще мало знаю. А ты?..
Робин вздохнул, как человек, на плечах которого лежит тяжесть всего мира.
— То, о чем ты говоришь, Пиппа, приходило и мне в голову. Но сама посуди: отчего все, кто хоть как‑то причастен к этому, в один голос твердят, что ребенок родился мертвым?
Пиппа тоже вздохнула.
— Вот она и ищет ответа… Но только чем может помочь ей Оуэн д'Арси?
— И что еще важнее, — сказал Робин, — для чего ему это нужно?
— Может, страсть? — подсказала Пиппа, и ей немного стало смешно от этого казавшегося чересчур торжественным и не слишком понятным слова.
Но Робину было не до смеха. Он принялся мерить шагами комнату, размышляя о том, что можно сделать, и сожалея, что раньше не рассказал Пен все плохое, что знал и слышал про д'Арси.