— И нашли ее? — не удержался от вопроса Робин.
— Кто знает? Если она и существует, никто ее не видел.
— А их дети?
— Он объявил их внебрачными, незаконнорожденными, однако взял к себе, и где они, никто не знает. В Париже, как я вам уже говорил, его поведение вызвало шок и осуждение у большинства, и потому, насколько мне известно, он редко бывает там. Только если призывают дела.
Посланник вновь наполнил бокалы.
— На этом я, пожалуй, закончу свой долгий рассказ, мой друг. Можете использовать его по своему усмотрению.
Робин помолчал несколько дольше, чем позволяли правила этикета, прежде чем сказать:
— Благодарю вас, сэр.
— Это было то, что вы хотели услышать, лорд Робин? — переходя на более официальный тон, поинтересовался Симон Ренар.
— Вероятно, да, сэр. Но я не хочу причинять боль тем, кого люблю.
— О, разумеется, мой друг. В нашем несовершенном мире именно любовь делает человека наиболее уязвимым. Что весьма опасно.
Произнеся эту философскую сентенцию, он поднялся с кресла. Робин сделал то же самое.
— Спасибо, сэр, — поблагодарил он еще раз. — Прошу прощения за то, что отнял у вас столько времени.
— Какие пустяки! Я с удовольствием побеседовал с вами, мой друг.
Беседу можно было скорее назвать монологом хозяина, но Робин был благодарен ему за то, что многое узнал об Оуэне д'Арси, и утвердился в своем первоначальном мнении, что этот человек опасен. Опасен для Пен.
Но как сказать ей об этом? Как сказать любящей женщине, что ее возлюбленный — чудовище?
Робин не мог ответить себе на этот вопрос. Он был в полном смятении.
Когда Пен появилась во дворе возле конюшни, Оуэн не мог сдержать смеха.
— Неужели так забавно? — с некоторой обидой спросила она, глубже натягивая шапчонку Седрика. — Мэри нашла, что вид у меня не слишком приличный, но смешного ничего не увидела.
— Вы чересчур привлекательны для обыкновенного пажа, — галантно ответил Оуэн, продолжая смеяться.
Пен немного поразмышляла над этой фразой, не зная, принять ее за комплимент или за упрек, и решила остановиться на первом.
— Я извлекла из этой одежды все, что смогла, — сказала она, одергивая короткий камзол Седрика на бедрах, которые от этого не стали менее рельефны.
Разве не могут быть и у мальчишки такие округлости, особенно если хозяин хорошо его кормит?
Заметив ее усилия, Оуэн любезно произнес:
— Не надень вы эту одежду, я остался бы в неведении, как приятна у вас эта часть тела.
Возможно, в другое время Пен была бы польщена, но сейчас, здесь, посреди двора! Покраснев до ушей, она громко прошептала:
— Как вам не стыдно! Нас все слышат!