Чаепитие шло своим чередом, когда неожиданно в столовую ворвалась некая вызывающая сострадание фигура. Марилла и Аня уставились на нее в ужасе, прочие дамы — в изумлении. Могла ли это быть Дора — это рыдающее и не поддающееся описанию, мокрое насквозь существо, с платья и волос которого струилась на новый ковер Мариллы грязная вода?
— Дора, что с тобой? — воскликнула Аня, бросив виноватый взгляд на миссис Белл, чья семья, как говорили, была единственной на свете, где никогда не имели места никакие досадные происшествия.
— Дэви заставил меня влезть на забор свиного загона, — заливалась слезами Дора. — Я не хотела, но он назвал меня трусихой. И я влезла, и упала в загон, и свиньи на меня набежали, и мое платье все стало грязное, и Дэви сказал, что, если я встану под насос у колодца, он отмоет мое платье дочиста, и я встала, и он поливал и поливал. Но платье не стало ничуточки чище, а мой хорошенький пояс и туфельки теперь совсем испорчены.
До самого конца чаепития Ане пришлось одной исполнять за столом обязанности хозяйки, так как Марилла ушла наверх переодеть Дору. Дэви был пойман и снова отправлен в постель без ужина.
В сумерки в его комнату зашла Аня. Ей хотелось серьезно поговорить с ним — метод, к которому она питала большое доверие и в целом неплохо себя зарекомендовавший. Она сказала ему, как огорчена его поведением.
— Теперь мне и самому неприятно, — признался Дэви, — но вся беда, что мне всегда бывает неприятно, когда я уже сделаю что-нибудь, а не до того. Дора не захотела помочь мне делать куличи: боялась запачкать платье… Я страшно разозлился. Наверное, Пол Ирвинг не стал бы заставлять свою сестру лезть на ограду свиного загона, если бы знал, что она может туда свалиться?
— Ему бы и в голову не пришло такое озорство. Пол — настоящий маленький джентльмен.
Дэви сильно сощурил глаза и, казалось, серьезно задумался об этом. Затем он вскарабкался на колени к Ане и обхватил ее руками за шею, спрятав свое пылающее лицо у нее на плече.
— Аня, ты любишь меня хоть чуточку, пусть я и не такой хороший, как Пол?
— Конечно люблю, — ответила Аня искренне. Почему-то невозможно было не любить Дэви. — Но я любила бы тебя еще больше, если бы ты не был таким непослушным.
— Я… я ведь еще кое-что сделал сегодня, — продолжил Дэви приглушенно. — Теперь я жалею об этом, но ужасно боюсь тебе сказать. Ты не будешь очень сердиться? Хорошо? Ты не скажешь Марилле? Нет?
— Не знаю, Дэви. Может быть, мне придется сказать ей. Но я могу обещать тебе, что не скажу, если ты обещаешь мне никогда больше этого не делать… что бы это ни было.