— Да, спасибо, Диана.
Секретарша расцветает и уходит, осчастливленная, что не сделала ошибки. Она знает, что за подобное я безжалостно увольняю.
— Сае, рад тебя видеть, что-то случилось? Ты такая бледная, — я встаю из-за стола и пододвигаю ей стул к обеденному столу. — Ты голодна? Или хочешь чаю?
Сае бледно улыбается, и я замечаю, насколько сильно она исхудала, теперь она уже кажется не тринадцатилетней девочкой, а почти карликом.
— Маюри, мне нужна твоя помощь, — тихо говори она, не поднимая глаз от столешницы, но и не притрагиваясь к угощению. Я наливаю ей чай и протягиваю чашку, на которую она взирает с равнодушием. — Родители хотя насильно выдать меня замуж. Ему шестьдесят лет, и он очень жесток. Она вскидывает на меня полные слёз чёрные глаза. — Если ты… не занят… То есть, если свободно твоё сердце. Возможно, ты мог бы назвать меня своей невестой? После обряда каждый из нас будет жить своей жизнью. Но я, возможно, прошу слишком много? Может, у тебя уже есть невеста? Ты знаешь, я бы никогда не посмела мешать твоему счастью! — горячо добавляет она. — Ты же знаешь, как я тебя люблю, ты мой лучший друг! Ты и Агояши!
— Сае, мне несложно это сделать, — немного поразмыслив, добавляю я, решив про себя, что так даже лучше. Холостяцкое положение в двадцать семь лет уже начинает напрягать, мне не нужны бессмысленные слухи то ли о моей распущенности, то ли о неправильной ориентации. — Хорошо, я согласен.
Сае расцветает и кидается мне на шею. Затем робко касается моих губ, оплетает тонкими ручками мою шею, вжимаясь в меня своим хрупким, дрожащим тельцем.
— Сае, — я нежно освобождаюсь от её хватки, отстраняя от себя. — Тебе вовсе не обязательно этого делать. Я достаточно сильно тебя люблю, чтобы никогда не посягать на твоё тело. Я знаю, ты не хочешь этого.
Она пытается скрыть облегчение, опуская взгляд и нежно улыбаясь.
— Спасибо, Маюри. Я очень-очень тебя люблю!
… Вечером я телепортируюсь к Агояши, даже не предупреждая её. Служанка провожает меня во внутренние покои, и Тензо с радостью кидается мне на шею.
— Маюри, как ты вырос! — она отодвигается и с жадностью рассматривает мои черты, будто не видела сто лет. — Ты по делу или соскучился? Ты же знаешь, что я сделаю для тебя всё, что угодно.
— Даже снимешь своё кимоно и позволишь мне тебя трахнуть? — не знаю, почему у меня вырвались именно эти слова. Я бываю жестоким, и, что хуже всего, иногда не контролирую себя с самыми дорогими мне людьми. Моё темное Я с каждым днём всё труднее держать под контролем, оно вырывается наружу и требует жертв. И жестокие, циничные слова — ещё не самое страшное, на что я способен.