У президента германского музыкального общества Франца Моллер-Хойзера, объявившего об их победе, предательски-сентиментально дрогнул голос на заключительной фразе, которая потом появилась в Германской “Munchner Zeitung” и облетела всю Германию.
— ОНИ — ВЕЛИЧАЙШИЕ МУЗЫКАНТЫ, КОТОРЫХ Я ТОЛЬКО ЗНАЛ В МИРЕ.
Его слова в какой-то мере стали пророческими: через три года ансамбль “Классик-домра” станет полноправным членом Европейской ассоциации щипковых инструментов “ЭГМА”, а профессор Бернской, Венской, Гамбургской консерватории Юрген Хюбшер попросит у Демченко позволения привезти к ней своих учеников для организации “мастер-класса”. Что и произошло в 1998 году.
Я пытался понять столь долгий, марафонски долгий триумф оркестра на европейских сценах, избалованных сливками мирового исполнительства. Естественно, неотъемлемая часть его — это уникальная педагогическая метода самой Демченко, позволяющая делать из способного самоучки — просто виртуоза, из талантливого самоучки — музыканта европейского класса.
Она нагружала на репетициях не только кисть, плечо, пальцы, натаскивая на блестящую, на грани возможного, технику. Но, что куда важнее, воспаляла детские умы, казалось бы, совсем не детскими категориями Добра и Зла, Смысла жизни, Долга и Чести.
Российская исполнительская школа щипковых инструментов всегда была высока, имея в своем соцветии блестящие педагогические таланты (Иванов-Крамской, Осипов и т.д.). Но у Демченко было свое преимущество: она изначально бросила вызов тому прокрустову ложу национального фольклора, которое история отвела русским щипковым инструментам. Демченко профессионально оскорбилась за категорию “Золушки” для домры, гуслей, балалайки-бас, над коими властвовали их европейские высочества скрипка, виолончель и флейта.
Она освоила и блестяще одолела замкнутое пространство фольклорного моря и вывела оркестровую домру в безбрежье мировой классической музыки, оснастив исполнительство поистине океанскими парусами.
Наконец, есть еще одно, кажется, самое жесткое, но объединяющее все в этой феерии.
Создавая с одаренными детьми в Воронеже “Классик-домру”, она входила в свое подвижничество черноволосым, кипящим энергией педагогом-везунчиком, у которой были муж, дом, дочь, машина и неистовое честолюбие показать всем, как нужно конструировать виртуозов.
Сейчас, спустя всего восемь лет, у руля самарского ансамбля грузно стоит белая, как лунь, мудрая и жесткая Мастер, потерявшая за восьмилетнее кочевье мужа, дом, быт и во многом дочь. У нее есть только ансамбль с европейской известностью, который тоже начинает давать невидимые пока чужому глазу трещины, ибо дети превратились в юношей и девушек с их биологией, потребностями и неотвратимым зовом делать свою жизнь, свое гнездо. “Гнездо” Ларисы Ивановны — комнатушка в общежитии Самарского педагогического университета. За право иметь “Классик-Домру” она отдала все.