В просторной комнате стояли три наспех застланные кровати, шкаф для одежды, этажерка с аккуратными стопками книг, любовно подобранными по формату, четыре стула с кожаными спинками и сиденьями. Окна завешены пожелтевшими от солнца газетами, широкие подоконники уставлены батареями кастрюль, бутылок, чашек.
Стол, накрытый толстой синей бумагой, украшен букетом осенних ромашек в банке из-под консервов.
– Что я вижу! – закричал Федя еще в дверях. – Цветы! Живые цветы на столе служителя неживой природы, человека с каменным сердцем!
Алеша с книгой сидел у стола в белой рубашке и пиджаке, накинутом на плечи. Он усмехнулся:
– А я вижу, что в кружке все обошлось хорошо и настроение у тебя недурное.
Федя сел напротив Алеши, портфель положил на пол, у ног.
– Не угадал! – покачал он головой. – И настроение плохое, и в кружке не все благополучно.
Алеша сразу же стал серьезным. Он внимательно посмотрел на Федю. Взгляд его говорил: «Ну, рассказывай подробно, что произошло».
Собственно, на занятии ботанического кружка ничего неожиданного для Феди не произошло. Члены кружка явились в полном составе уже за несколько минут до восьми часов. Они сидели на прежних местах, и когда Федя встал за кафедру с конспектом и экспонатами гербария, ему показалось, что продолжается то бурное весеннее заседание кружка, которое положило начало поискам свет-травы.
Федя рассказал о сборе гербария и о том, что свет-травы не нашел.
Зинаида Крылова сидела в первом ряду. Она была коричневая от загара, в ее медно-рыжих волнистых волосах пробивались совсем светлые пряди, выцветшие на горячем солнце.
В тот момент, когда Федя говорил о свет-траве, она смеялась ему в лицо, обнажая мелкие острые зубы. И когда он замолчал, она громко сказала:
– То, что ты возвратишься без свет-травы, мы знали еще весной. Невозможно открыть несуществующее.
В прениях Зинаида выступила первой. Она повторила брошенную во время доклада реплику и заявила, что считает недопустимым разбазаривание средств впустую. На эту командировку кружок израсходовал свои последние деньги.
Но слова Зинаиды не задели Федю. Он объяснил их, как и раньше, неприязнью. Его расстроили выступления других студентов, которые называли его фантазером, мечтателем, ребенком, поверившим в бабушкины сказки. Обидно было ему, когда и в глазах тех, кто ничего не говорил, он читал скрытую насмешку.
Ему казалось странным, что эти студенты, будущие преподаватели и ученые, не понимали трудностей поисков свет-травы. Не один и не два года, а может быть, целую жизнь придется потратить на это.