Федя смущенно улыбнулся. Похвала Сани была приятна ему.
– Да куда ты бежишь? Я уже запыхалась. Не бойся, не опоздаем! – сказала Саня, удерживая его за руку.
Он сразу убавил шаг и пошел медленнее. Это он-то боялся опоздать в кино? Да он с превеликим удовольствием не пошел бы туда вовсе, и куда лучше было бы вот так ходить с Саней по многолюдным улицам, говорить без конца и чувствовать, что она рядом.
– А помнишь, Федя, ты мне сказал как-то, что собираешься поискать документы о свет-траве в архиве? – спросила Саня.
– Я уже был там. Искал! Никаких следов. Буду искать в Семи Братьях. И найду, Саня, честное пионерское, найду!
– Найдешь! Я бы хотела, чтобы ты нашел.
– Как хорошо, Саня, что ты веришь. Мне это, знаешь, дороже…
Он чуть не задохнулся, не договорил, и они надолго замолчали.
– Завтра у меня боевой экзамен. Доклад на ботаническом кружке, – опять заговорил Федя.
– А ты хорошо подготовился? – спросила Саня, и Федя почувствовал, что она тревожится за него.
– Готовлюсь. Работаю с лупой, с определителями над своим гербарием. Ты помнишь его? Он мне очень пригодился.
Саня помнила, как Федя любовно показывал ей коробки, наполненные засушенными цветами и травами.
– Хочешь, после сеанса я расскажу тебе план своего доклада? – спросил Федя.
– Ну конечно, хочу, – с готовностью отозвалась Саня. – А пока возьми вот это.
Она остановилась и подала ему небольшую толстую тетрадь. В темноте он не разглядел ее и спросил:
– Какая книга?
– Это не книга. Это наш родовой дневник. Я никому его не показывала.
Саня рассказала, как получила эту тетрадь от Валентины Назаровны.
– Спасибо, Саня, – горячо поблагодарил Федя, пряча тетрадь за пазуху.
Некоторое время он в волнении шел молча, почти физически ощущая тепло на груди от тетради.
Они подошли к белому одноэтажному кинотеатру и сквозь шумную толпу протиснулись к широкому крыльцу. Из открытых дверей на тротуары и дорогу падал электрический свет, освещая прохожих и снующие по улице автомобили.
В зале ожидания, на эстраде, под аккомпанемент квартета пела маленькая худощавая женщина с глянцевито-черными гладкими волосами, разделенными на прямой пробор. Было очень тесно и шумно. Они остановились у стены.
Федя смотрел на Саню, и где-то в глубине сознания его не покидала мысль о том, как хорошо бы сказать ей о любви, о той большой и светлой любви, которую бережет он для нее в своем сердце. Но он знал, что сегодня ни за что не осмелится признаться ей в этом. А в это время и в Санином сердце поднималось ответное чувство. Она поняла наконец, что боязнь Фединой дружбы, радость при встречах – все это было уже преддверием любви.