И тут до меня дошло. Вчерашний мой звонок в справочную насчет крутихинского адреса даром не прошел. Раз — и на эту произнесенную мной фамилию сработал какой-то гэбэшный диктофон, после чего почти в автоматическом режиме кодла выписала очередной смертный приговор. Ничего не скажешь, легко ей это дело дается, работа спорится, почти как сорок лет назад.
— Этот товарищ — Саша Львов, отличный парнишка, отслужил в армейском спецназе, — стал объяснять мне покашливающий и похрюкивающий Крутихин. — Сейчас работает в охранной службе фонда "Спасем Урал". Он по просьбе Гунякова меня опекал. — Тут Крутихин переключился от воспоминаний о заботливой молодежи на элементарный страх и ужас: — А где он, где?!
— Надеюсь, уже на отдыхе. Что ж, трогательно он вас опекал… Вы как, в состоянии тащиться домой?
Крутихин приподнялся и тут же закачался как былинка.
— Вы мне палку не найдете?
— Хорошо, теперь я буду о вас трогательно заботится.
Я отошел в сторонку, рассчитывая где-нибудь отломить приличный посох.
Шагах в сорока нашел собственную удочку, обломал ее, превратив в крепкую палку, и стал уже возвращаться, когда встретил «заботливого» Сашу Львова. Тот лежал на влажной мшине, несколько приподнявшись на локте. Лицо его было замызгано кровью, натекшей из рассеченной брови. На ноге тоже имелась рана, видимо, чиркнуло еще лезвие моего стропореза. Пистолет валялся в полуметре от руки. Все-таки нашарил боец свой "инструмент".
— Не вздумай хватать оружие, гад, — я набежал, занося свою палку, — а то переделаю тебя из квадратного в круглого.
— Все отсырело, иначе бы я тебя уже прошил, — довольно лениво отозвался профи. — Что, добивать будешь?
— Я — не ты.
Парень скрипнул челюстями и заиграл желваками.
— Я за державу воевал и буду воевать, если ты меня не прикончишь. А по твоей морде видно, что спекулянт ты, барыга.
— Ты где орудовал-то, красный Рэмбо? — вежливо уточнил я.
— Джелалабад, понял?
— Я-то понял. Больше того, я тебя с воздуха огнем прикрывал и твоих корешей, живых и мертвых, перевозил. Сержанта Широких знаешь? Он мне «перышко» подарил, которым я тебя сегодня царапнул…
— Так ты меня Васькиным ножом? Вот падла, — впрочем сказано это было без злобы, а скорее с ностальгической ноткой.
— Пойми, Сашок, сейчас ты не за державу дерешься, что-то не тянет тебя на рубежи, где зубастый моджахед наступает. Ты воюешь с упорством достойным лучшего применения за торжество говенных идей и за хорошую жизнь поганых людишек. Я ради этого не стал бы бить-убивать, хотя в свое время накромсал человечьего мяса не меньше тебя. А нынче я — кровеносный сосуд мировой экономики, ее капилляр, понимаешь? И если по сосуду текут продукты разложения, то виноват не он, а больной орган… Ну все, пока. Если тебе силы воли на злодейства хватало, то я думаю до дороги ты тоже доберешься.