Журналист обескуражено покачал головой.
— Да, я, признаться, отвык от этой провинциальной специфики. В Москве, помнится лет пять назад, промелькнул такой случай, не помнишь? Один ара завёл две семьи на разных концах города. Всё по закону, под роспись…
— Как это под роспись? — не понял майор.
— Ну, он просто завёл два паспорта на своё имя. Лет семь так жил, детей наплодил штук пять в обоих семьях. Всё он якобы по командировкам ездил. Месяц там жил, месяц здесь. Случайно все обнаружилось — паспорта перепутал при прописке, не тот дал одной из жен.
Монотонная дорога быстро сморила журналиста, и он проснулся лишь когда первые колдобины просёлочной дороги начали раскачивать машину, мотая тело Михаила из стороны в сторону, и норовя при этом посильней ударить его головой о дверь. Со вздохом расставшись со сном, Шалимов осмотрелся по сторонам и спросил:
- Долго ещё трюхать?
— Нет, километров двадцать.
Эти двадцать километров стоили всего предыдущего пути. Два раза застревал даже полноприводной «Уазик», и Шалимову с проклятьями приходилось покидать кабину и по колено в грязи выталкивать её из лужи.
— Ты вот это называешь полнокровным отдыхом? — Саркастично спросил он своего «Сусанина», вытирая с лица попавшую из под буксующего колеса грязь.
— А чем тебе не нравится? — ухмыльнулся тот, выглядывая из кабины. — Романтика.
Конечной целью столь долгого пути оказался лесничий кордон, уютно притулившийся на склоне одной из сопок. Встречал их невысокий, полностью седой старик, явно обрадовавшийся приезду гостей. После короткого приветствия и знакомства майор достал из машины и отдал леснику пятилитровую канистру. Михаил не сомневался, что в ней находился не бензин и не ацетон, а знаменитый на всю Сибирь своим качеством и степенью очистки спирт Ангарки.
Эти два дня в тайге для Шалимова прошли стремительно и в каком-то угаре, сравнимом разве что с той ночью в Иринкиной постели. У майора всё действительно оказалось «схвачено» и в тот же день, засевший у солонцов Михаил завалил громадного рогача изюбря. Следующий день начался с великолепной рыбалки на сибирскую форель — хариуса, продолжился охотой с манком на рябчика, а закончился грандиозной баней и не менее грандиозной попойкой. Иссиня черная настойка на чернике и спирте, хотя и пилась как морс, но незаметно сумела свалить с ног не только чахлого столичного гостя, но и закалённого гиганта майора Бабича.
На следующее утро, в понедельник, ещё трясущиеся с перепоя гости покинули кордон и отбыли в обратный путь. Кроме доброй порции мяса, лесник всучил им и красивейшие рога убитого Михаилом оленя. За эти дни дорога немного подсохла, выталкивать машину не пришлось, и когда «Уазик» выбрался на шоссе, то Шалимов мирно задремал под ровную колыбельную песню автомобильного мотора.