Была еще одна причина, по которой вор откроет дверь, не поинтересовавшись визитом: невозможно стать по-настоящему отважным, проигрывая второстепенные сражения. Если уж ты действительно бесстрашен, так будь добр, распахни дверь и встреть опасность с открытым лицом. Как же иначе в глаза смотреть людям, если проявил малодушие или струхнул?
Таких людей невозможно испугать – не тот человеческий материал. Сломать можно, но кому нужны осколки!
Дверь приоткрылась, и в проеме показалась худощавая фигура в потертых джинсах, на худых плечах батник синего цвета, некоторая попытка на изыск. В широко распахнутом вороте поблескивала серебряная цепочка. Карася встретил строгий и настороженный взгляд, свидетельствующий о том, что хозяин дома может атаковать в любую минуту. Не исключено, что правой рукой, предусмотрительно спрятанной за косяком, он сжимает нож. Такие люди, как Марк Чеканов, очень недоверчивы и крайне подозрительны, их можно расположить к себе разве что добродушием.
Широко улыбнувшись, Антон произнес:
– Я от Назара Черного. Он просил кое-что передать тебе.
Чалый не торопился впускать гостя в дом. Поди разберись, что это за «троянский конь»! Но вести серьезных разговоров у порога не полагалось. Антон продолжал обезоруживающе улыбаться, как бы предлагая Чалому сделать выбор: хочешь – впускай, а если нет – так я в обратную дорогу потопаю.
Стоявший в одиночестве гость должен показаться Чалому неопасным: если бы хотел завалить, так сделал бы это с порога.
Едва кивнув, Чалый слегка посторонился, пропуская гостя вовнутрь. В прихожей что-то негромко стукнуло: «Ага, так оно и есть, спрятал заготовленную заточку. Теперь она ему как будто бы без надобности». Но расслабляться не стоило, такие типы припасают в потайном месте что-нибудь не менее убойное на случай неприятного развития разговора.
Чалый немного посторонился. Теперь они стояли лицом к лицу, они были одинакового роста. Вор был немного старше, а глубокие морщины на сухих щеках лишь добавляли ему несколько лишних лет.
– Что он хотел?
– Я его сосед, мы с ним на одной лестничной площадке живем. – Взгляд у Чалого оставался немигающим – о доверии речи быть не могло. Чалый не из тех людей, что бросаются на грудь первому встречному. Двадцать лет заключения способны отучить от подобной сентиментальности всякого. – Наши бабы – подруги, вот и мы как-то сошлись.
– Как тебя зовут?
– Иван.
– Что-то он мне о тебе не рассказывал, Иван.
Сказано было обыкновенно, но так, что от его слов невольно потянуло могильным холодом.
Смутившись, Карась проговорил: