Опасаясь тяжкой сцены, Михаил Ильич так и не решился поговорить с женой вполне откровенно, как с Метелиным. Старался, как и она, делать вид, что это обычное свидание, каких еще будет немало, что он верит в благополучный исход. Проводил ее и дочек, как всегда, спокойно до двери, поцеловал на прощание, помахал рукой.
* * *
День 26 сентября выдался солнечный, теплый. С утра Михаил Ильич чувствовал себя не хуже обычного. После завтрака вышел на веранду, сел в свое плетеное кресло по соседству с компанией «козлов», которые тоже были уже «на посту». Вообще-то безобидное это занятие порядком раздражало Михаила Ильича. Ну как можно здоровым мужикам вот так бессмысленно часами убивать время? Сомнительная радость - стукнуть как можно громче костяшкой по столу. И так изо дня в день. Но довольны, шутят, смеются.
…Странно, но здесь все окружающие не замечают или делают вид, что не замечают его состояния. Грубость, бесчувственность? Вряд ли. Скорее всего, особого рода деликатность, так свойственная народу. Воспитание предписывает уделять тяжелобольному повышенное внимание, сочувствие. А народная мудрость подсказывает, что лучше не замечать его состояния, пусть думает, что ничего с ним особенного не происходит, и ему будет легче умирать, а это главное.
Выделялся в этом отношении мастер опытного цеха Пуденко. Поседевший, морщинистый, много повидавший Иван Васильевич любил соленую шутку и часто как ни в чем не бывало рассказывал Михаилу Ильичу грубоватые украинские анекдоты (в основном про Грицько и Параську) и сам же первым заливисто хохотал над ними. Он же был и заядлым «козлом», пытался даже и Михаила Ильича приобщить, к этой «умственной» игре.
Иван Васильевич видел, как Михаил Ильич, с трудом поднявшись с кресла и окинув страдальческим взглядом компанию «козлов», тихо пошел в свою комнату.
- А главному что-то нехорошо, - беспокойно сказал он. - И вид у него сегодня какой-то…
- Какой тут может быть вид, - перебил его один из партнеров. - Доктор вчера говорил - неделю не протянет. Давай лучше «рыбу» выкладывай.
Костяшки застучали снова.
- Беспокойно мне что-то, братцы, - снова заговорил Иван Васильевич. - Человек-то уж больно хороший. Пойду гляну, что с ним.
- Не суйся, куда не следует. На это доктора есть. А наше дело телячье. Ты чего двойку ставишь? Козлом хочешь остаться?
- Человек-то уж больно хороший… душевный. Пойду гляну.
Иван Васильевич решительно поднялся и торопливо зашагал, почти побежал к двери. У комнаты Кошкина он остановился, постучал. Ответа не было. Иван Васильевич открыл дверь, вошел. Михаил Ильич лежал на своей койке у открытого окна. Лицо спокойно, глаза закрыты, руки сложены на груди. Ветерок шевелил оконную занавеску, на стекле бился и жужжал одинокий шмель.