Когда суть дела дошла, наконец, до Майлса, все его тревоги, всю тоску и депрессию как рукой сняло. Распиравшее череп давление мгновенно спало, а вместе с ним ушло, как воздух из шарика, и ощущение нездоровья во всем теле, мучившее его последнее время. «Браво, детка, — думал он. — Ты просто превзошла себя. До такого бы и я сам не додумался».
Он сложил руки и медленно, ритмично покачал ими, сияя победной улыбкой.
— Блестяще! — воскликнул он. — Блестяще!
Ригли явно чего-то недопонимал, и не только странного поступка Говарда Дойла, но и внезапного полного преображения Майлса под влиянием этого поступка. Куда девались уже ставшие привычными в его боссе недовольное брюзжание и плохо скрываемое раздражение? Их сменила восторженная улыбка и почти религиозный экстаз.
— Майлс, что случилось-то? — жалобно проблеял Ригли. — Что за бумажку он сжевал?
Похоже, Ригли оставался единственным человеком на всем банкете, который до сих пор не осознал масштаба происходящего.
Продолжая аплодировать, Майлс воскликнул:
— Блестяще! Лучше не придумаешь! Это же брачный контракт! Боже мой, это просто блестяще!
Ригли вытаращил глаза от изумления и уставился на Говарда Дойла, который все с той же решимостью продолжал жевать комок бумаги, обильно сдобренный соусом для барбекю.
— Это для тебя, дорогая… — неразборчиво повторял Говард, изо рта которого во все стороны летели брызги соуса.
Чувствительная душа Ригли не выдержала такого драматического надрыва. Помощник адвоката разрыдался.
— Это… это самый романтичный поступок… Я за всю жизнь такого не видел… за всю жизнь… — бормотал он, всхлипывая и утирая слезы.
Ничто, даже сопливо-умиленный настрой Ригли, не могло вызвать у Майлса раздражения. «Боже мой, какая же она умница, — повторял он с восторгом про себя. — Надо же было провернуть такое дело! Эта женщина в моем вкусе. И самое главное, она любит этого павиана ничуть не больше, чем я!»
— ЭТО ДЛЯ ТЕБЯ, ДОРОГАЯ! — во весь голос проорал Говард, запив брачный контракт водой.
Майлс подождал, пока толпа приглашенных поредеет, и наконец, подошел к фуршетному столику, у которого Мэрилин принимала очередную порцию поздравлений. Майлс вновь ощущал себя самим собой — уверенным, оптимистичным, вдохновенным. Еще никогда за всю карьеру ему не доводилось быть свидетелем столь ловко обставленного трюка. «Жестко, пожалуй, даже жестоко, — думал он, — но, черт возьми, как красиво!»
Подойдя к очаровательной невесте, он церемонно поклонился ей и, посмотрев прямо в ее темные глаза, сказал:
— Примите мои искренние поздравления. Со стороны Говарда это был прекрасный жест.