Прочитав письмо Джона; я вскрикнула и прижала руку к груди; сердце сжала мучительная боль.
Ко мне бросилась Урсула:
– Исобел, дорогая, что с вами? Скорее сядьте! – Она повела меня к креслу.
Вскоре боль стала терпимой, и мне удалось сделать глубокий вдох.
– Все… в порядке… – солгала я; сердце вело себя странно уже несколько месяцев. – Просто письмо…
Урсула читала послание, ахая и что-то бормоча себе под нос. Потом она положила письмо, тяжело вздохнула и сказала:
– Утешение одно: хуже уже некуда.
Но она ошиблась. Вскоре прибыли еще более страшные вести. Гарнизон Кале выполнил приказ короля Эдуарда и отказался впустить своего коменданта. У Беллы начались схватки – несомненно, вызванные качкой, – и она родила мертвого мальчика прямо на борту корабля, где не было никаких лекарств, кроме предназначенного для Кале вина.
Когда в Уоркуорт прибыл нортумберлендский герольд и принес из Вестминстера новые плохие известия, я была одна; Джон выполнял свой долг на границе.
– Король объявил Уорика и Кларенса изменниками и назначил награду за их головы. Вашего доброго дядю, графа Вустера, вновь сделали лордом-констеблем Англии вместо отца королевы, графа Риверса, казненного в Эджкоуте.
Не доверяя собственному голосу, я молча кивнула, и герольд ушел.
Мне хотелось найти утешение в объятиях Джона, но домой он не вернулся, а на мое письмо не ответил. Я крепилась, но ощущала сильную тревогу. Приближалась тринадцатая годовщина нашей свадьбы, а это событие мы пышно праздновали всегда; единственным исключением был год, когда Джон находился в плену после сражения у Блоур-Хита. Если бы я не знала своего мужа, то решила бы, что он избегает меня. Но таких глупых мыслей я себе не позволяла.
У Джона, старавшегося поддерживать мир в стране вопреки проискам брата, было множество забот; кроме того, его сильно тяготил разрыв с семьей. Однако мое одиночество не скрашивали даже дети; я отчаянно тосковала по мужу. И вдруг меня осенило: тринадцать – несчастливое число. Может быть, что-то изменилось и Джон действительно избегает меня. Но это не имело смысла: после истории с Сомерсетом серьезных размолвок у нас не было.
Тем временем на севере вновь стало неспокойно. Робин из Ридсдейла, однажды уже разбитый, поднял новый мятеж.
Как ни странно, эту новость я узнала не от Джона, продолжавшего молчать, не от странствующих торговцев, которые больше не просили ночлега, а от Урсулы, которая услышала ее от владельца деревенской харчевни, когда ездила в' Йорк за миндалем, сахаром и сушеными фруктами.
Сохранять спокойствие и делать вид, что не происходит ничего особенного, становилось все труднее.